Что-нибудь эдакое
Шрифт:
— Знаю, все знаю, — сказал Хорес, — но ты войди в положение. Туда поехал на несколько дней почти весь наш клуб. Восемьдесят семь трутней! И где? На французском курорте, с его нравами. А тут Полли говорит, что ее отец — сыщик. Можно устоять, а? Мартышка, я тебя умоляю, не проговорись Валерии! Она очень чувствительная. Лучшая из женщин, это да, но чуть что — обижается. Так не скажешь?
Мартышка все понял и простил.
— Конечно, старик, конечно. Разве я стану губить лучшего друга? Кстати, ты не мог бы… ну, это… в общем…
— Мистер Клод Плум, — доложил Уэбстер.
Мартышка полагал, что сыщиков отличают ястребиный профиль, орлиный взор и повадки леопарда, а потому удивился. У ястреба нет подбородка, тем более двух. Леопард гибок. Наконец, ни у одного орла не бывает тусклых глаз, затянутых какой-то пленкой. Бывают они у людей, скрывающих свои мысли.
Словом, сыщик оказался круглым и лысым, словно букмекер или мелкий актер. Как ни странно, он побывал и тем и этим.
— Добрый вечер, мистер Давенпорт, — сказал он.
— Здравствуйте, мистер Плум. Когда вернулись?
— Вчера вечером. А с утра решил — пойду-ка я доложу остальное.
— Есть что-то еще?
— А то как же! Значит, когда вы освободитесь…
— Ничего, ничего. Мистер Твистлтон все знает. Он… гх… хм… брат особы N.
— Мистер Твистлтон? — оживился сыщик. — Тогда вы племянник лорда Икенхема?
— Да, он мой дядя.
— Прекрасный человек! Таких теперь нет! Старая школа.
— Да, — согласился Мартышка, немного удивляясь, — человек он хороший, только не в себе. Вы с ним знакомы?
— Еще бы! Это он дал мне деньги на контору. Ах ты, как получается! Он деньги дал, а я за племянницей слежу.
— Удивительно, — сказал Мартышка.
— Где там, просто жуть! — сказал Плум.
— Тесен мир.
— Еще как тесен.
Хоресу надоела философская беседа.
— Вы собирались сделать отчет, — напомнил он.
— И верно! Ну, дело плохо. 19 апреля, то есть вчера, особа N позавтракала в ресторане «Пикарди» с двумя женщинами, тремя мужчинами и направилась к полю, где начала игру в гольф. У четырнадцатой лунки… Вы представляете себе тамошнее поле?
— Скорее, да.
— Тогда вы знаете, что после четырнадцатой лунки игрок оказывается у домика, отделенного изгородью. Оттуда вышли двое мужчин и стали звать особу N, видимо — предлагая выпить, поскольку один держал так называемый миксер. Особа N, оставив игру, вошла в домик.
Хорес Давенпорт застонал.
— Действуя в ваших интересах, я подкрался ближе, как вдруг на мое плечо легла чья-то рука. Особа N, выглянув в окошко, сказала: «Так его, Чайник! Ходит за мной и ходит. Дай ему по голове, а Кошкинкорм позовет полицию. Пошлем на гильотину, пусть знает». У меня оставался только один выход.
— По-моему, ни одного.
— Нет, один. Во всем признаться.
Хорес страшно закричал.
— Да, — продолжал Плум. — Что ж мне, связываться с их полицией? Пока субъект по имени Чайник обзывал меня всякими словами, а субъект Кошкинкорм спрашивал, как по-французски полиция, я все рассказал. Особа N заметила, что, если я попадусь ей на глаза…
— Мисс Твистлтон! — доложил Уэбстер.
— До свидания, — сказал сыщик.
Те, кого огорчило отсутствие сходства между сыщиком и леопардом, утешились бы при виде Валерии Твистлтон. Когда она вошла в комнату, так и казалось, что обитатель джунглей приближается к добыче.
— Мерзкий червь! — сказала она, чтобы начать беседу.
— Валерия, дорогая, дай объяснить!..
— Лучше я, — предложил Мартышка.
Сестра посмотрела на него куда суровее, чем сыщик, и сказала:
— Не твое дело, кретин.
— Мое, — отвечал Мартышка. — Я не дам обижать лучшего друга. Хорошо, он послал сыщика. Так радовалась бы! Ты посмотри, как он тебя любит!
— Неужели?
— Валерия, дорогая…
Сестра обернулась к брату.
— Ты не мог бы, — спросила она, — сообщить твоему другу, что я для него не «Валерия», а уж тем более не «дорогая»? Моя фамилия — Твистлтон.
— При ней и останешься, — парировал Мартышка, — если будешь швыряться людьми. И какими! Человек, который по великой любви нанимает сыщика…
— Я не…
— И что же? Он прав! Ты вела себя как недоделанная актриса на голливудской вечеринке. Что за субъект с миксером?
— Я…
— А мужчина, с которым ты ездила в Монтрёй?
— Да, — приободрился Хорес, — что это значит?
— Если вы разрешите мне вставить слово, — холодно проговорила Валерия, — я сообщу вам, что пришла не для споров. Я пришла довести до вашего сведения, что помолвка наша расторгнута, о чем вы сможете прочитать завтра в «Таймс». Поведение ваше я могу объяснить только душевной болезнью. Я этого давно ждала. Возьмем вашего дядю. Абсолютно невменяем.
— А твой что, лучше? — вскричал несчастный Хорес.
— Какие у вас претензии к дяде Фреду?
— Полный псих.
— Ничего подобного.
— Спроси своего брата.
— Он кретин.
Мартышка удивился.
— Нельзя ли, — осведомился он, — соблюдать приличия?
— Нельзя, мы не ведем дискуссию. Я пришла сообщить мистеру Давенпорту, что…
— Значит, ты меня бросаешь? — спросил Хорес, со зловещим спокойствием протирая очки.
— Да.
— Будешь каяться.
— Нет, не буду.
— Заметь, я пущусь во все тяжкие.
— Пожалуйста!
— И погибну.
— Прошу, прошу.
— Прежде всего я пойду с Полли на маскарад.
— Бедная девушка!
— Не понял.
— Купите ей завтра костыли, это ваш долг.
Воцарилось молчание, только Хорес дышал, как дышит мужчина, если женщина перегнула палку.
— Когда ты нас оставишь, — холодно сказал он, — я ей позвоню.
Дверь хлопнула. Он пошел к телефону. Мартышка откашлялся, призывая хваленую смелость своего древнего рода.