Что рассказал убитый
Шрифт:
Впрочем, наше первое утро на реке было не таким. Оно было, как и обещали приметы, ясным и солнечным. Впрочем, для того чтобы мы это смогли увидеть, папе пришлось около получаса извлекать из спальных мешков и «сов», и «жаворонков», которые, возмутительно пренебрегая заложенными в них природой качествами, дрыхли, совершенно не реагируя на окружающее. Только когда пошла в ход холодная водичка, мы, вялые и хмурые, стали выползать на свет божий…
— Завтрак готов, ребятки, быстро умываемся и плот делать, — командовал папа, — время поджимает! — И, видя, что я закрыл глаза да снова стал пристраиваться на бочок, взбодрил меня остатками водички… Так начался второй день нашего путешествия.
Плот сделали быстро. А что
Рулить или, если точнее, давать ценные указания, как и куда плыть, конечно же, поначалу взялся папа. Он встал на корму с шестом и командовал Вовкой, который стоял спереди, куда тому рулить. Ха! Можно подумать, мы сами этого не знаем! Чай не впервой плывем-то! Впрочем, минут через тридцать папе этот процесс поднадоел, и он отдал шест мне, а командование судном — вот безобразие! — Вовке. Сам же он улегся на одно из бревнышек плота отдохнуть. Понаблюдав минут десять за нашими манипуляциями, он вскорости задремал, ну а мы принялись рулить. Впрочем, особых затруднений этот процесс не вызывал. Главное было не засадить плот на мель, а остальное — ерунда, пусть течение работает, пусть водичка сама нас несет!
В общем, плыли мы без хлопот, наслаждаясь пейзажами. Сначала река текла среди довольно пологих гор, сплошь покрытых густой тайгой. Примерно через часок сплава, а может, чуть поболе, река сузилась, и нас окружили могучие отвесные скалы. Они высились в зависимости от поворота реки то по левому, то по правому берегу. В таких местах у скал было очень глубоко, крутили водовороты, шест до дна не доставал. А над головами было синее глубокое небо без единого облачка, а по берегам «зеленое море тайги» и серо-коричневые скалы. Над всем этим таежно-речным великолепием сияло ослепительное солнце, летнее солнце Сибири. Красота!
Папа наш совсем разомлел под солнышком и довольно громко похрапывал. В один из моментов нам пришлось очень энергично поработать шестом, и я решил перебросить шест не сзади плота, а спереди, прямо над телом спящего родителя. Представьте себе те слова, которые папа высказал мне, после того как капли холодной водички с кончика шеста неожиданно пробежали по разогретому папиному животу! Минут через десять, когда папа наконец-то успокоился и, перевернувшись на бочок, снова стал похрапывать, я решил процедуру повторить. Нет, нет, что вы! Вовсе не для того, чтоб снова обрызгать его водой, а исключительно для убыстрения процесса управления плавсредством! Я специально шест вытянул подальше вперед, чтобы его кончик прошел за папиной головой, чтоб капли воды снова на него не попали. Ну, я так и сделал — вытянул руки с шестом, и он пошел так, как я и задумал, — гораздо дальше папиной головы. Но при подходе деревянной дубины, пардон, шеста, к означенной части тела родителя плот качнуло, траектория движения шеста причудливо изменилась, его кончик
Папа, сердито сопя и потирая то голову, то живот, слез с плота и, критически оглядев место кораблекрушения, буркнул:
— Хорошо начали сплав, чувствительно… Значит, вам, нерадивые лоцманы и капитаны, на все про все — полчаса! Трудитесь, высвобождайте судно из плена! Ну а я пойду чай вскипячу, благо время уже к обеду. — Говоря это, папа снял с «палубы» продуктовый мешок и, отойдя к наполовину занесенному песком старому бревну, запалил огонь и пристроил над ним котелок, а сам вольготно разлегся на горячем песочке у костерка, откуда с юморком комментировал наши действия!
Мы же, взявшись за дело, добросовестно пытались столкнуть плот с мели. Но как ни упирались, что только ни делали, ничего у нас так и не вышло. Плот сидел прочно и даже не шевелился. Дело в том, что он не просто передним концом влетел на отмель, а его в момент столкновения еще и развернуло быстрым течением и с силой влепило на ту же мель всем правым боком. В общем, надежно впаялись в островок, ничего не скажешь, и до того, как папа позвал нас обедать, мы так ничего и не смогли сделать.
Ну а после обеда папа с Валерками перебрел на ближайший берег, где они вырубили парочку массивных шестов, и вскоре, орудуя этими рычагами, мы довольно легко столкнули сначала один конец плота, а затем и весь плот на глубину.
— Эх, вы, ребятишки, ребятишки, думать-то немного надо, а не только тупо мышцами играть, — подзуживал нас папа. — Небось про Архимедов рычаг в школе учили? Помните? Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир…
— Дык, дядя Миша, мы пробовали шесты как рычаги использовать, только они тонкие, слабые для этого оказались… Если бы вы нас не отвлекли на обед, мы б непременно сами справились, — отбрехивался Валерка.
— Не спорю, справились бы… к вечеру, — ответил папа и, отталкивая плот от берега, коротко бросил: — Вовке моему шест не давать, а то он нас всех покалечит к концу сплава… рационализатор.
Я надул губы и с обиженным видом улегся на краешек плота — загорать.
— Дядя Миша, а чай мы сейчас пили с золотым корнем, да? — поинтересовался Вовка.
— С ним, с ним… у меня еще с прошлого года немного настойки осталось.
Все некоторое время молчали, затем Валерка проговорил задумчиво:
— А вот интересно, на Мане или ее окрестностях золотой корень растет? Или только в Восточных Саянах, высоко в горах?
— Да, поговаривают, что и здесь он встречается, — ответил Папа, — и, кстати, недалеко отсюда, хотя лично мне он в здешних местах никогда не попадался.
Из дальнейшего рассказа папы мы узнали, что, по слухам, корень этот — родиола розовая — встречается в долине, что находится южнее реки, за перевалом, и от места нашей сегодняшней ночевки туда было всего-то километров десять. Короче, после довольно долгих дискуссий и уговоров мы договорились завтра не плыть, а сделать дневку и сходить поискать золотой корень.
До места ночевки мы доплыли без происшествий и уже в семь часов вечера встали на стоянку.
Глава 3. Горы далекие, горы туманные…