Что сказал табачник с Табачной улицы. Киносценарии
Шрифт:
Он помолчал.
— Красива северная природа, — добавил он, — хотя южная тоже ничего себе. Может, прогуляемся… Ваш буксир еще не зачалил…
И они пошли вдоль пирса. Он нес одной рукой чемодан и валенки, а другой вел ее под ручку. На рабочих ботинках его не было шнурков.
Орали чайки, ходила волна по заливу.
С буксира на транспорт заводили конец. Плечи Маруси и Черепца потемнели от дождя, ветер рвал полу ее тяжелого пальто.
— Давай посидим, — сказал Черепец. Смахнул рукой воду с цементной скамьи. Они сели, в кармане у Черепца была баранка,
— У меня легкая форма, — вдруг сказала Маруся, — Амираджиби сказал, мне детей иметь можно будет… Я девушка здоровая, поправлюсь…
— У-у-у-у-у… — загудел рефрижератор.
Шофер домел веничком кузов, закрыл борт. Белобров сунул ему тридцатку.
— Ну вот и все, — сказала Шура и оглядела дома, базу, размытые дождем сопки, серые корабли под скалой. — Все, как сон, Сашенька, как сон!
Не прощаясь, взяла ребенка и, криво ступая, пошла по трапу. За ней поднимался Дмитриенко с открытым зонтом. На палубе ветер сорвал брезент со штабеля бочек. Помощник ругался в мятый жестяной рупор. Транспорт опять загудел.
— Ну, бывайте здоровы, — и Маруся по очереди пожала руки Черепцу и Артюхову. И потом еще раз Черепцу. — Ждите нас с песнями.
И, забрав в обе руки вещи, не оборачиваясь, полезла по трапу.
Майор из морской пехоты заиграл на аккордеоне танец маленьких лебедей. Матросы с грохотом потащили наверх трап. Буксир сипло гуднул и стал вытягивать транспорт. Все закричали. Шура с палубы замотала головой. Потом ткнулась лицом в одеяло, в которое был завернут ребенок, и заплакала. Маслянистая спокойная полоса воды между транспортом и пирсом все увеличивалась. Тугой ветер с залива вырвал у Марии Николаевны зонт, он закачался на воде. Мария Николаевна тоже заплакала, не то из-за зонта, не то вообще. Все кричали с палубы и с берега, это был крик, в котором нельзя разобрать слов. Майор играл вальс. Подъехал «виллис», из него выскочила Настя Плотникова и замахала рукой, а Шура опять закивала головой.
Маруся стояла на самой корме у штабеля бочек рядом с вылинявшим флагом, так и не выпустив чемодана и узлов. Она смотрела на Черепца и на пирс долго и неподвижно. Тугой сырой ветер все дул и дул с залива, транспорт отходил. За транспортом двинулся «Бобик» — большой морской охотник — корабль охранения, матросы с него показывали на зонт в воде и смеялись.
Провожающие расходились с пирса. Настя уехала на «виллисе». Черепец, Белобров и Дмитриенко залезли в кузов «пикапа» и накрыли плечи брезентом. К ним попросился майор с аккордеоном, и они поехали.
— Уехал мой балбес, — сказал майор, — и снова я одна.
Он хихикнул и заиграл «Давай пожмем друг другу руки».
— Вчера муху видел, весна… — сказал Черепец.
«Пикап», подвывая моторчиком, полз в гору, и чем выше он полз, тем шире открывался залив и тем сильнее становился ветер. Майор играл, лицо у него было печальное.
— Черепец, дорогой, — сказал Белобров, — а я тебе воротник купил, — он
— Я этого хорька знал, — подтвердил Дмитриенко, — он Долдону двоюродный брат…
Но никто не засмеялся.
— Мы их разобьем так страшно, — вдруг сказал Белобров, — что веками поколения будут помнить этот разгром. Честное слово, ребята.
Транспорт, выходя из узости, загудел и долго гудел, пока вовсе не пропал из виду.
На развилке майор попросил выйти. А они поехали дальше. Навстречу, подскакивая на ухабах, один за одним ехали два грузовика, в которых, держась друг за друга, пряча лицо от холодного ветра, стояли летчики. Летчики пели. Вместе с ними у самой кабины стояла и пела хорошенькая курносая девушка.
— Здравствуйте, сестрица, — заорал Дмитриенко и встал в «пикапе».
— Здравствуйте, товарищ гвардии капитан… — сухо ответила девушка.
Рядом с ней в красивой позе стоял Сафарычев.
— Все, — сказал Дмитриенко и погрозил Сафарычеву кулаком, — «окончен бал, погасли свечи». Надо было мне в тот Мурманск ездить!..
В небо взлетели три ракеты. Механики расчехлили самолеты.
У КДП был выстроен летный состав полка.
— В пятом квадрате обнаружена подводная лодка противника, — сказал начальник штаба. — Видимо, она потеряла ход. Ее охраняют и буксируют несколько боевых кораблей. Первым пойдет звено Белоброва. Обстановку оценить на месте и сообщить на командный пункт. Остальным экипажам готовность номер один.
К КДП подъехали санитарная и пожарная машины.
— Капитан Бесшапко?! — позвал командующий.
Бесшапко вышел из строя. Генерал подошел, снял с руки часы и протянул их капитану.
Бесшапко посмотрел на генерала, на строй летчиков, опять на генерала.
— Да, да, вы были тогда правы! — повторил генерал и отдал часы.
— Попробуй теперь забросить капитанские звездочки, может вернутся генеральскими погонами, — сказал кто-то, и строй грохнул смехом.
Заработал один, второй, третий моторы самолетов. Подвешивались торпеды. Экипажи разбегались по своим машинам. Белобров, Звягинцев и Черепец, стоявшие чуть в стороне от самолета, склонились над картой. Механик выключил моторы, и стали слышны голоса.
— Вы моя сказка, — кричал за столом невидимый Белоброву торпедист, — вы для меня сон, дуну — и вас нет… А она на семь годов старше и вылитая треска…
— Бабушка, — прокричал второй голос.
— Ну, что там у вас? — крикнул Белобров.
Из-под самолета выскочил торпедист и доложил:
— Торпеда готова по-боевому!
— Добро! — сказал Белобров. Он осмотрел шасси, снял с унтов калоши и полез в кабину.
Звягинцев проверил подвеску торпеды, поиграл с подбежавшим Долдоном, затоптал окурок и занял свое место.
Черепец пристегивал парашют и покрутил пулеметом.
В небо взлетела зеленая ракета.
— От винта, — крикнул Белобров и запустил сначала левый, затем правый моторы. Он надел на шлемофон каску и включил СПУ.