Что скрывает прилив
Шрифт:
Родитель поворачивается вполоборота, и свет настольной лампы подсвечивает его суровый профиль.
– Ты говорила об этом этому Россу?
– Мне не пришлось ему ничего говорить. Он сам заметил.
Отец полностью поворачивается ко мне.
– И он, скорее всего, расскажет об этом Джайлзу Стюарту? – Он с презрением произносит имя владельца лесопилки, выплевывая его как яд.
– Нет, конечно, нет. Однако Джайлз все равно узнает, потому что ты напишешь ему и сам расскажешь, – говорю я. Отец не произносит ни слова, и я решаю спросить в лоб: – Па, ты написал отчет, так ведь? Потому что Джайлз собирается расширять лесопилку. Ему
– Я еще не написал. Пока нет, – сквозь зубы отвечает отец.
– Но…
– Я сказал: пока нет, – гремит его голос. – Ты думаешь, я не знаю свою работу? Я не хочу, чтобы вся деревня притащилась к озеру, пока в этом нет особой нужды. Джайлз глупец, если считает, что лесопилка может работать день и ночь напролет, и это не вызовет никаких последствий.
Он отворачивается к столу, давая понять, что разговор окончен, и я поспешно ретируюсь в свою комнату, стараясь по пути отдышаться. За один раз я умудрилась нарушить все пять правил. Настоящая идиотка. Я так близка к тому, чтобы сбежать отсюда, как можно быть такой глупой и рисковать всем именно сейчас?
Я закрываю дверь, ставлю чай и свечу на небольшой столик у кровати и ложусь. Насчет одной вещи мой отец прав: жадность Джайлза Стюарта является причиной такого стремительного падения уровня воды. Всю зиму он занимался повышением производительности лесопилки, а теперь хочет расширять ее и строить еще одну башню для переработки древесины. Невозможно отрицать, что именно из-за Джайлза расходуется много воды слишком быстро: ресурс не успевает обновляться. Он, конечно же, должен быть в курсе происходящего? Ему должно быть известно, что озеро не бездонное.
Я одергиваю себя, потому что мне не стоит об этом думать. К тому времени, когда это будет иметь значение, я уже давно покину эти места. Это не мое дело и не моя проблема. Мои проблемы будут за много километров отсюда, в Терсо. Именно об этом мне следует думать в свободное время. О новой жизни.
Подложив под голову подушку, я пытаюсь представить ее. Новый город, новая я. Мое собственное жилье. Работа. Друзья.
Может даже…
Донесшийся с улицы женский крик рушит мои фантазии.
Я так быстро вскакиваю, что едва не роняю чашку с чаем. Еще до того, как встаю на ноги, в моей руке оказывается складной нож. «Это, должно быть, луга, – догадываюсь я. – Не женщина. Крик луги звучит почти так же».
Когда я открываю дверь, мимо с ружьем в руках проходит отец. Ствол открыт и опущен вниз, родитель закладывает туда патроны, а потом легким движением кисти защелкивает его.
Поворачиваясь ко мне, он ставит ружье на предохранитель.
– Оставайся здесь.
А потом он просто уходит в ночь. Я бегу к окну, однако из-за отражения комнаты происходящего снаружи не видно. Я пальцами тушу свечу, но из-за тумана все равно не могу рассмотреть ничего дальше пары метров. Ни отца, ни какой-нибудь кошки. Затаив дыхание, я замираю и жду.
С заднего двора со стороны курятника снова доносится крик.
Сжав в кулаке нож, я выбегаю из комнаты и, прижимаясь к стене, крадусь по коридору в сторону кухни. Там открываю ставни и прислушиваюсь.
Вокруг стоит тишина, но у меня по затылку бегут мурашки. Как будто за мной кто-то следит.
Что-то врезается во входную дверь, и я вскрикиваю. Затем бегу к ней, занеся руку и покрепче ухватив нож…
Дверь распахивается, и я едва успеваю остановиться и не поранить отца.
Его лицо не выражает никаких эмоций, а взгляд пустой. Он явно не понимает, что чуть не стал ножнами для моего ножа. Я опускаю оружие, сердце бьется со скоростью тысячи мчащихся лошадей. Родитель ничего не говорит, а лишь смотрит на меня, нет, сквозь меня. Он, кажется, даже не замечает лезвия у меня в руке.
У меня кровь застывает в жилах.
– Папа? – Я так не обращалась к нему с детства. И голос мой звучит тонко, как у ребенка.
Наконец отец замечает меня.
– Убери это, – говорит он, свирепо взглянув на нож. Я складываю его и прячу в карман.
– Ты убил ее? – спрашиваю, понимая, что мне известен ответ, так как не слышала звук выстрела. – Хочешь вернуться и посмотреть? – предлагаю я. – Я могла бы пойти с тобой…
– Нет! – резко отвечает он, сверкая глазами. – Не выходи из дома, слышишь меня? И не подходи к окнам. Ты поняла меня, Альва?
Я гляжу на него и от страха не могу сдвинуться с места и пошевелить языком.
– Ты слышишь меня? – буквально кричит он, хватает за плечи и трясет так, что у меня начинают стучать зубы. – Ты не покинешь эти стены без моего разрешения.
Мне удается кивнуть, и только тогда отец отпускает меня.
Не произнося больше ни слова, он уносится в свой кабинет и закрывает за собой дверь.
Я продолжаю стоять на том же месте, мои внутренности словно стали жидкими, и почему-то мне страшно пошевелиться. Даже не представляю, что произойдет дальше: потеряю сознание, меня вырвет, я расплачусь или чего похуже. Поэтому не делаю ничего до тех пор, пока вновь не обретаю способность двигаться, не боясь потерять контроль. Затем я возвращаюсь в свою спальню, закрываю дверь, останавливаюсь в центре комнаты и считаю удары своего сердца. Плакали все мои старания. Я оказалась совсем не готова. Я даже не пыталась защищаться.
Закрываю ставни и, убедившись, что отец не зайдет ко мне, опускаюсь на колени и отодвигаю в сторону сшитый мамой потрепанный коврик. Приподнимаю деревянную половицу и прячу нож.
В подполье у меня уже спрятаны: крепкая полотняная сумка; новенький арисэд (однотонный, а не в клетку); пара ботинок с толстыми подошвами; два невероятно красивых украшенных кружевом платья, которые я никогда бы не надела в Ормсколе; набор резных инструментов для письма; коричневые, черные, красные и синие чернила; кипа золотой фольги и почти две сотни крон золотыми, серебряными и бронзовыми монетами.
И револьвер, из которого семь лет назад мой отец застрелил мою мать.
Глава пятая
На следующее утро я просыпаюсь рано. Оказывается, родителя уже нет дома. Сначала я испытываю облегчение, а потом понимаю, что он забрал с собой молоко, остатки вчерашнего хлеба, полголовки сыра и сушеные колбаски из кладовой.
Приходится утолить голод водянистой кашей и чаем, черным, как и мое настроение. Я могла бы подоить козу, слышу, как она блеет на улице. Однако с моим везением отец вернется в тот момент, когда я буду во дворе, и устроит мне адскую взбучку за то, что посмела ослушаться. Лучше дождаться его возвращения.