Что такое искусство

Толстой Лев Николаевич

ПРИБАВЛЕНИЕ I

L'ACCUEIL

Si tu veux que ce soir, a l'atre je t'accueille, Jette d'abord la fleur, qui de ta main s'effeuille, Son cher parfum ferait ma tristesse trop sombre; Et ne regarde pas derriere toi vers l'ombre, Car je te veux, ayant oublie la foret Et le vent, et l'echo et ce qui parlerait Voix a ta solitude он pleurs a ton silence! Et debout, avec ton ombre qui te devance, Et hautaine sur mon seuil, et pale, et venue Comme si j'etais mort он que tu fusses nuel (Henri de Regnier, "Les jeux rustiques et divins")

<СВИДАНИЕ

Коль хочешь ты побыть у очага со мною, То брось цветок, что мнешь небрежною рукою: Печалит он меня, вотще благоухая; И не гляди назад - там только ночь глухая... Ты

мне нужна иной - забывшей и леса, И перекличку птиц, и ветер - голоса, Что утоляют боль и гонят прочь тревоги. Хочу, чтоб ты вошла и встала на пороге Одна, горда, бледна в тьмой окружена, Как если б я был мертв - иль ты обнажена.

(Анри де Ренье, "Игры сельские и божественные", перев. А. Эфрон)>

V

"Oiseau bleu couleur du temps" Sais-tu l'oubli D'un vain doux reve, Oiseau moqueur De la foret? Le jour palit, La nuit se leve, Et dans mon coeur L'ombre a pleure; O, chante-moi Ta folle gamme, Car j'ai dormi Ce jour durant; La lache emoi Ou fut mon ame Sanglote emmi Le jour mourant. Sais-tu le chant De sa parole Et de sa voix, Toi qui redis Dans le couchant Ton air frivole Comme autrefois, Sous les midis? O, chante alors La melodie De son amour, Mon fol espoir, Parmi les ors Et l'incendie Du vain doux jour Qui meurt ce soir.

(Francis Viele-Griffin, "Poemes et poesies")

<V

"Синяя птица цвета времени" Лесной певец, Дрозд-пересмешник! Слыхал ли ты? Я ей не мил! Уж дню конец, Уснул орешник, Свои мечты Я схоронил... О пробуди Задорной гаммой Ты душу мне Ведь ей невмочь! Сам посуди С той встречи самой Я как во сне На сердце ночь... А если вдруг Тот голос нежный, Чьи клятвы - ложь, Слыхал и ты, Пернатый друг, Что так прилежно С утра поешь До темноты, О, для меня Напев дразнящий Ты слов ее Вновь повтори, На склоне дня, Среди летящих В небытие Лучах зари.

(Франсис Вьеле-Гриффен, "Поэмы и стихотворения", перев. А. Эфрон)>

IX

Enone, j'avais cru qu'en aimant ta beaute Ou l'ame avec le corps trouvent leur unite, J'allais, m'affermissant et le coeur et l'esprit, Monter jusqu'a cela, qui jamais ne perit, N'ayant ete cree, qui n'est froidure он feu, Qui n'est beau quelque part et laid en autre lieu; Et me flattais encore d'une belle harmonie, Que j'eusse compose du meilleur et du pire, Ainsi que le chanteur que cherit Polymnio, En accordant le grave avec l'aigu, retire Un son bien eleve sur les nerfs de sa lyre. Mais mon courage, helas! se pamant comme mort, M'enseigna que lo trait qui m'avait fait amant Ne fut pas de cet arc que courbe sans effort La Venus qui naquit du male seulement, Mais que j'avais souffert cette Venus derniere Oui a le coeur couard, ne d'une faible mere. Et pourtant, ce mauvais garcon, chasseur habile, Qui charge son carquois de sagesse subtile, Qui secoue on riant sa torche, pour un jour, Qui ne pose jamais que sur de tendres fleurs, C'est sur un teint charmant qu'il essuie les pleurs, Et c'est encore un Dieu, Enone, cet Amour. Mais, laisse, les oiseaux du printemps sont parus, Et je vois les rayons du soleil amortis. Enone, ma douleur, harmonieux visage, Superbe humilite, doux-honnete langage, Hier me remirant dans cet etang glace, Qui au bout du jardin se couvre de feuillage, Sur ma face je vis que les jours ont passe.

(Jean Moreas. "Le Pelerin Passionne")

<IX

Энона, возлюбив в тебе свою мечту, И красоту души, и тела красоту, И сердцем и умом я вознестись хотел К тому, чему в веках не сотворен предел, Чему начала нет, к чему хвала, хула Не льнут, в чем не найти ни хлада, ни тепла И что ни свету дня, ни мраку не подвластно. Гармонию меж злом, таящимся в природе, Мечтал я отыскать - и тем, что в ней прекрасно; Не так ли музыкант, что в чаще звуков бродит, В разноголосье их мелодию находит? Но дерзости былой нет ныне и следа: Пронзившая меня Венерина стрела Не мужеством любви - и этом вся беда, Но слабостью ее мне послана была. Я знаю двух Венер - одна из них богиня, Другая же - любви несмелая рабыня. А что же мальчуган, охотник шаловливый, Набивший свой колчан премудростью игривой, Над факелом своим слепящий балагур, Блестящий мотылек, порхающий меж роз, Причина многих зол и осушитель слез? Он тоже грозный бог, Энона, бог - Амур... Довольно! Вешних птиц умолкли голоса, Бледнеет солнца луч и меркнут небеса... Послушай, боль моя, ты олицетворенье Достойной красоты и гордого смиренья: Вчера я заглянул в тот стынущий вдали Пруд и увидел в нем свое отображенье: Сказало мне оно, что дни мои прошли.

(Жан Мореас, "Вдохновенный пилигрим", перев. А. Эфрон)>

XVI BERCEUSE d'OMBRB

Des formes, des formes, des formes Blanche, bleue, et rose, et d'or Descendront du haut des ormes Sur l'enfant qui si rendort. Des formes! Des plumes, des plumes, des plumes Pour composer un doux nid. Midi sonne: les enclumes Cessent; la rumeur finit... Des plumes! Des roses, des roses, des roses! Pour embaumer son sommeil Vos petales sont moroses Pres du sourire vermeil. O roses! Des ailes, des ailes, des ailes Pour bourdonner a son front. Abeilles et demoiselles, Des rythmes qui berceront. Des ailes! Des branches, des branches, des branches Pour tresser un pavillon Par ou des clartes moits franches Descendront sur l'oisillon. Der branches! Des songes, des songes, des songes, Dans ses pensers entr'ouverts Glissez un peu de mensonges A voir la vie au travers. Des songes! Des fees, des fees, des fees Pour filer leurs echeveaux De mirages, de bouffees Dans tous ces petits cerveaux, Des fees! Des anges, des anges, des anges Pour emporter dans l'ether Les petits enfants etranges Qui ne veulent pas rester Non anges...

(Comte Robert de Montesquieu, "Les Hortensias bleux)

<XVI КОЛЫБЕЛЬНАЯ ТЕНЕЙ

О краски, и краски, и краски, Вся радуга форм и вещей Слетает с дерев, словно в сказке, Дитя, к колыбели твоей. О, краски! О перья, и перья, и перья, Чтоб гнездышко ими устлать... Пусть звуки не ломятся в двери, Дитя собирается спать. О, перья! О розы, и розы, и розы, Чей запах - садов торжество... Ваш пурпур печален, как слезы, В сравненье с улыбкой его. О, розы! О взлеты, и взлеты, и взлеты Стрекоз и мохнатых шмелей Слагайтесь в дремотные ноты, Чтоб мог он уснуть поскорей! О, взлеты! О ветки, и ветки, и ветки, Сплетайтесь в прозрачный шатер, Который бы доброй наседкой Над птенчиком крылья простер. О, ветки! О грезы, и грезы, и грезы, Пошлите свой сладкий обман Рассудку его, чтоб на грозы Мирские взирал сквозь туман, Сквозь грезы... О феи, и феи, и феи, Свивайтесь в тончайшей из пряж Для спящего - прихоть, затею, Фантазию, призрак, мираж. О, феи! О крылья, о ангелов крылья! Коль с нами здесь быть не хотят, Коль наши напрасны усилья, Пусть дети от нас улетят На крыльях!

(Граф Робер де Монтескье, "Голубые гортензии", перев. А. Эфрон)>

ПРИБАВЛЕНИЕ II

Вот содержание "Кольца Нибелунгов".

В первой части рассказывается о том, что русалки, дочери Рейна, стерегут зачем-то какое-то золото на Рейне и поют: Weia, Waga, Woge du Welle, Walle zur Wiege, Wage zur Wiege, Wage la Weia, Wala la Welle, Weia и т. д. За поющими так русалками гоняется желающий обладать ими карлик Нибелунг. Карлик не может поймать ни одной. Тогда русалки, стерегущие золото, рассказывают карлику то, что им надо бы скрывать, а именно, что, кто откажется от любви, тот может украсть стерегомое ими золото. И карлик отказывается от любви и похищает золото.
– Это - первая сцена.

Во второй сцене, в поле, в виду города, лежит бог с богиней, потом просыпаются и радуются на город, который построили им великаны, и разговаривают о том, что за работу великанам надо отдать богиню Фрею. Приходят великаны за платой. Но бог Вотан не хочет отдать Фрею. Великаны сердятся. Боги узнают, что карлик украл золото, и обещаются, отняв это золото, отдать его за работу великанам. Но великаны не верят и ухватывают богиню Фрею в залог.

Третья сцена происходит под землею. Карлик Альберих, укравший золото, бьет за что-то карлика Миме и выхватывает у него шлем, имеющий свойство делать человека невидимым и превращать его в другие существа. Приходят боги, Вотан и другие, бранятся между собою и с карликами, хотят взять золото, но Альберих не дает и, как все всё время делают, делает все, чтобы себя погубить: надевает шлем, превращается в дракона, а потом в жабу. Жабу боги ловят, снимают с нее шлем и уводят с собою Альбериха.