Что такое Мадейра
Шрифт:
В парке – множество удобных скамеечек, а посреди многоцветного великолепия в пруду с фонтанами плавают лебеди и выскакивают на поверхность в поисках еды огромные сияющие красным золотом японские карпы. Покормить их старым хлебом – это своеобразный аттракцион: стоит бросить несколько кусочков в воду – и она точно закипает, столько здесь этих золотых рыбок.
Глава 6. Здесь русский дух…
Распространение наше по планете особенно заметно издалека, как пел классик. Представьте себе, самое что ни на есть главное, официальное, правительственное место на всей Мадейре исторически тесно связано с Россией. Хотя далеко не все здесь об этом догадываются.
За чудесным прудом с фонтанами и лебедями парка Святой Катарины – в глубине, в дальнем левом углу парка вы обнаружите кафе (довольно невразумительное и по местным понятиям дорогое) и большую, отличную детскую площадку: есть где порезвиться отпрыскам. И, наконец, в самой верхней, дальней
Здесь каждый четверг заседает правительство Автономного района Мадейра. Иногда в этом здании может ночевать и сам сеньор Жардим, или его особо почетные гости.
Между тем значительную часть XIX столетия здесь хозяйничали совсем другие обитатели – русские аристократы. Самый важный из них – зять императора Николая I, герцог Лейхтенбергский Максимилиан. (Лейхтенберги, кстати, были связаны родственными узами и с португальской королевской семьей.) С герцогом Максимилианом тут проживали и другие известные личности, в том числе его адъютант князь Петр Багратион с красавицей женой. Здесь часто бывали живописцы, ведь герцог был главой Российской академии художеств.
Среди часто заглядывавших на кинту был и Карл Брюллов, лечившийся на острове от своих хворей. Он написал здесь портрет герцога, и эта знаменитая работа долго считалась выдающимся образцом жанра. Рисовал он также и князя Багратиона, и его супругу Анну. Удивительно, но знаменитый портретист не удержался от того, чтобы не выступить и в редкой для себя роли пейзажиста. Акварельный «Пейзаж на острове Мадейра» хорошо известен и хранится в Петербурге, в Государственном Русском музее. Но вдруг нашлась картина, писанная с натуры маслом, – «Вид форта Пику на острове Мадейра». До последнего времени искусствоведы о существовании этого полотна и не подозревали. И когда оно объявилось, долго отказывались поверить в авторство, ведь Брюллов пейзажей маслом никогда не писал! Но, видно, что-то в мадерьянских ландшафтах и необыкновенные цвета неба над островом заставили художника вспомнить свой главный триумф – «Последний день Помпеи» и прославившие его неожиданные цветовые решения. Но на этот раз он писал с натуры и без всякого исторического сюжета. Несколько лет назад Третьяковская галерея купила картину у жительницы Мадейры за немалые деньги. Причем деньги эти наскребли еле-еле в последний момент; владелица картины уже теряла терпение, ей казалось, что ей морочат голову… Посол России в Португалии на полном серьезе предлагал встать перед ней на колени, уговаривая не выставлять полотно на аукцион, проявить добрую волю, дождаться, пока российское государство решит финансовую проблему. Все закончилось благополучно, но без вмешательства царя-батюшки не обошлось, и российские газеты проникновенно рассказывали, как кремлевский начальник в самый последний момент выручил российскую культуру. А без него бы ничто и никак…
Картина явно не окончена, налицо характерная для позднего Брюллова «нонфинитность». Видно, смертельно больной живописец, выполнив главную художественную задачу, не хотел тратить время и убывающие силы на прорисовку второстепенных деталей. Форт, или, точнее, крепость Пику (полное название – Fortaleza de S~ao Jo~ao Baptista do Pico), кстати, сохранился до наших дней и поныне считается достопримечательностью Фуншала. Он принадлежит португальскому военно-морскому флоту, который устроил в крепости центр электронной связи (поэтому местные жители прозвали его «Радиопиком»), но есть и небольшой музей, открытый для публики. Теперь крепость почему-то не выглядит так зловеще, как на картине русского художника.
Памятник Брюллову – великолепный бюст, выполненный мадерьянским скульптором Луишом Пайшау, недавно установили в другом парке – муниципальном, метрах в пятистах от кинты «Вижиа».
Но давайте вернемся на кинту и на полтора века назад. Еще один выдающийся художник, любимец герцога Лейхтенбергского и большой поклонник Брюллова, Алексей Боголюбов в восторженных тонах описывал в своих мемуарах «могучую растительность» вокруг кинты. «Пальмы всякие, бананы, рисовый, яичный плод, чайное и кофейное дерева, а цветы среди них стелились красивым пестрым ковром», – вот что он там увидал.
165 лет спустя мы с женой обошли парк, чтобы сверить наши наблюдения с воспоминаниями Боголюбова. И вот что обнаружили: пальм все еще много, цветов тем более, но ни чайного, ни яичного, ни кофейного кустов не нашли. С последним все ясно: в 1882 году, лет через тридцать после пребывания герцога и его свиты на острове, здесь разразилась эпидемия. Вредитель поражал корни кофейных кустов, и вскоре все они погибли. Впрочем, растительность по-прежнему такая же «могучая»; ее так много, что чего-то мы могли и не заметить. Зато не пройдешь мимо восхитительного розария, в нем красные, бордовые, белые, желтые розы, причем мощные, крупные, сильные.
Еще в саду обитают птицы. Любезно принимавший нас помощник президента Жоао Жардима пояснил коротко и ясно: президент любит птиц… Ну, если так, то что поделаешь…
Что нас немало удивило: до какой же степени надо их любить, чтобы изо дня в день терпеть их резкие и громкие крики? Для посетителей – забава, посмотрели, послушали, повеселились и пошли по своим делам. Но работать в такой какофонии изо дня в день… Не знаю, не знаю… Наверное, не надо объяснять, как неприятно и пронзительно орут павлины. Но и два огромных, нереально красивых, ярко-голубых попугая в момент нашего визита, по крайней мере, конфликтовали не на шутку и яростно вопили на весь сад. Между тем клетки и с попугаями, и с павлинами расположены прямо напротив дальнего крыла кинты – а ведь именно там заседает правительство, и там же – рабочий кабинет господина президента…
В это крыло, впрочем, нас не пустили, мы побывали только в центральном холле, поглазели на красивую белую лестницу, ведущую на второй этаж, посидели в какой-то комнате с книжными полками, осмотрели часовню – вот ее действительно стоит посетить, очень хороши там azulejos, азулежуш, традиционные португальские керамические изразцы. Из этих плиток, выполненных в технике глазурованного кафеля, выложены на стенах часовни картины с замысловатыми сюжетами на библейские темы.
Пройдя сад насквозь, оставив розарий по правую и декоративные пруды с фонтанами по левую руку, выходишь на смотровую площадку, откуда открывается фантастический вид на фуншальскую гавань и море. Здесь становится понятно, что усадьба стоит над обрывом, на высоченной отвесной скале. И на самом краю – двухэтажное сооружение того же нежно-розового цвета и построенное в том же стиле, что и основное здание кинты. Это эквивалент типичной для старого Фуншала «башни наблюдения за кораблями», avista-navios. Любая уважающая себя купеческая семья обязательно строила в своем доме широкую надстройку, возвышавшуюся над верхним этажом. Из окон помещавшейся там комнаты можно было с комфортом наблюдать за тем, что происходит в порту, какие суда встают на рейд, а какие уходят. До сих пор старые богатые дома в Фуншале можно сразу отличить именно по такой вот «башне». Чуть более милитаризированный вариант, имеющий военное, а не гражданское предназначение, звучит так: Torre de Vigia, «Дозорная башня». Понятно, почему большую часть своей истории кинта содержала в своем названии это слово – vigia, «наблюдение». Ее владельцы явно пользовались ее уникальным расположением для того, чтобы следить за кораблями, но все же скорее с коммерческими, чем военными целями. А намек на дела военно-морские – это так, для пущего интереса. Кстати, игры в войну, в армию – типичное дело для мирной Мадейры XIX века. Функционировали даже своего рода потешные полки, проводившие парады и учения.
Но было время в XIX веке, когда усадьба носила другое имя: Quinta Lambert. Об этом даже официальный сайт правительства Мадейры упоминает. Так названа она была в честь графа Карла Карловича Лам-берта, высокопоставленного сановника Российской империи, купившего ее в 1862 году. Впрочем, это была весьма печальная история. Будучи любимчиком Александра II, входя в его команду реформаторов, граф Ламберт имел несчастье оказаться наместником императора в Польше в момент, когда там происходили очередные волнения: поляки хотели независимости и свободы. Александр II, может быть, им в какой-то мере в душе и сочувствовал, но пойти против имперской логики и дать им эту свободу не мог. Ему хватало проблем с его внутренними реформами, которым упорно сопротивлялось российское общество. Волнения в Польше подавлялись, и довольно жестоко. Граф Ламберт, видимо, имел негласное указание эту жестокость как-то смягчить. Однажды он велел освободить из-под ареста стариков и малолеток, не согласовав это со сторонником жесткой линии губернатором Варшавы Александром Гершенцвейгом. Последний смертельно обиделся, произошел скандал со взаимными оскорблениями, такими, какие простить и оставить без последствий было невозможно. Гершенцвейг в лицо объявил Ламберта изменником, почти национал-предателем. Выход был найден самый жестокий: так называемая американская дуэль. Почему это зверство называлось именно американской, а не русской дуэлью, неизвестно: американцы о такой и не слыхали.