Что такое обломовщина
Шрифт:
______________
* Каламбур (с франц.) - шутка, острота, основанная на звуковом сходстве при различном значении слов.
Теперь загадка разъяснилась,
Теперь им слово найдено[*].
Слово это - обломовщина.
Если я вижу теперь помещика, толкующего о правах человечества и о необходимости развития личности, - я уже с первых слов его знаю, что это Обломов.
Если встречаю чиновника, жалующегося на запутанность и обременительность делопроизводства, он - Обломов.
Если слышу от офицера жалобы на утомительность парадов и смелые рассуждения о бесполезности тихого шага и т.п., я не сомневаюсь,
Когда я читаю в журналах либеральные выходки против злоупотреблений и радость о том, что наконец сделано то, чего мы давно надеялись и желали, - я думаю, что это всё пишут из Обломовки.
Когда я нахожусь в кружке образованных людей, горячо сочувствующих нуждам человечества и в течение многих лет с не уменьшающимся жаром рассказывающих всё те же самые (а иногда и новые) анекдоты о взяточниках, о притеснениях, о беззакониях всякого рода, - я невольно чувствую, что я перенесен в старую Обломовку...
Остановите этих людей в их шумном разглагольствии и скажите: "вы говорите, что нехорошо то и то; что же нужно делать?" Они не знают... Предложите им самое простое средство - они скажут: "да как же это так вдруг?" Непременно скажут, потому что Обломовы иначе отвечать не могут... Продолжайте разговор с ними и спросите: что же вы намерены делать?
– Они вам ответят тем, что Рудин ответил Наталье: "Что делать? Разумеется, покориться судьбе. Что же делать! Я слишком хорошо знаю, как это горько, тяжело, невыносимо, но, посудите сами..." и пр. (См. Тургенев. Повести, ч. III" стр. 249.)[*] Больше от них вы ничего не дождетесь, потому что на всех их лежит печать обломовщины.
Кто же наконец сдвинет их с места этим всемогущим словом: "вперед!", о котором так мечтал Гоголь и которого так давно и томительно ожидает Русь? До сих пор нет ответа на этот вопрос ни в обществе, ни в литературе. Гончаров, умевший понять и показать нам нашу обломовщину, не мог, однако, не заплатить дани общему заблуждению, до сих пор столь сильному в нашем обществе: он решился похоронить обломовщину и сказать ей похвальное надгробное слово. "Прощай, старая Обломовка, ты отжила свой век", - говорит он устами Штольца, и говорит неправду. Вся Россия, которая прочитала или прочитает "Обломова", не согласится с этим. Нет, Обломовка есть наша прямая родина, ее владельцы наши воспитатели, ее триста Захаров всегда готовы к нашим услугам. В каждом из нас сидит значительная часть Обломова, и еще рано писать нам надгробное слово. Не за что говорить об нас с Ильею Ильичом следующие строки:
В нем было то, что дороже всякого ума: честное, верное
сердце! Это его природное золото; он невредимо пронес его сквозь
жизнь. Он падал от толчков, охлаждался, заснул наконец, убитый,
разочарованный, потеряв силу жить, но не потерял честности и
верности. Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не
пристало к нему грязи. Не обольстит его никакая нарядная ложь, и
ничто не совлечет на фальшивый путь; пусть волнуется около него
целый океан дряни, зла; пусть весь мир отравится ядом и пойдет
навыворот, - никогда Обломов не поклонится идолу лжи, в душе его
всегда будет чисто, светло, честно... Это хрустальная, прозрачная
душа; таких людей мало; это перлы в толпе! Его сердце не подкупишь
ничем, на него всюду и везде можно положиться.
Распространяться об этом пассаже* мы не станем: но каждый из читателей заметит, что в нем заключена большая неправда. Одно в Обломове хорошо действительно: то, что он не усиливался надувать других, а уж так являлся в натуре - лежебоком. Но помилуйте, в чем же на него можно положиться? Разве в том, где ничего делать не нужно? Тут он, действительно, отличится так, как никто. Но ничего-то не делать и без него можно. Он не поклонится идолу зла! Да ведь почему это? Потому, что ему лень встать с дивана. А стащите его, поставьте на колени перед этим идолом: он не в силах будет встать. Не подкупишь его ничем. Да на что его подкупать-то? На то, чтобы с места сдвинулся? Ну, это действительно трудно. Грязь к нему не пристанет! Да пока лежит один, так еще ничего, а как придет Тарантьев, Затертый, Иван Матвеич брр! какая отвратительная гадость начинается около Обломова. Его объедают, опивают, спаивают, берут с него фальшивый вексель** (от которого Штольц несколько бесцеремонно, по русским обычаям, без суда и следствия избавляет его), разоряют его именем мужиков, дерут с него немилосердные деньги ни за что ни про что. Он все это терпит безмолвно и потому, разумеется, не издает ни одного фальшивого звука.
______________
* Пассаж (с франц.) - здесь: указанное место в тексте статьи или речи.
** Вексель (с нем.) - долговое письменное обязательство, документ, которым должник обязуется уплатить в определенный срок известную сумму денег.
Нет, нельзя так льстить живым, а мы еще живы, мы еще по-прежнему Обломовы. Обломовщина никогда не оставляла нас и не оставила даже теперь - в настоящее время, когда[*], и пр. Кто из наших литераторов, публицистов, людей образованных, общественных деятелей, кто не согласится, что, должно быть, его-то именно и имел в виду Гончаров, когда писал об Илье Ильиче следующие строки:
Ему доступны были наслаждения высоких помыслов: он не чужд
был всеобщих человеческих скорбей. Он горько в глубине души плакал
в иную пору над бедствиями человечества, испытывал безвестные,
безыменные страдания, и тоску, и стремления куда-то вдаль, туда,
вероятно, в тот мир, куда увлекал его, бывало, Штольц. Сладкие
слезы потекут по щекам его. Случается и то, что он исполнится
презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире
злу и разгорится желанием указать человеку на его язвы, - и вдруг
загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как волны в море,
потом вырастают в намерения, зажгут всю кровь в нем, - задвигаются
мускулы его, напрягутся жилы, намерения преображаются в
стремления; он, движимый нравственною силою, в одну минуту быстро
изменит две-три позы, с блистающими глазами привстанет до половины
на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом... Вот,
вот стремление осуществится, обратится в подвиг... и тогда,
господи! каких чудес, каких благих последствий могли бы ожидать от
такого высокого усилия! Но, смотришь, промелькнет утро, день уж
клонится к вечеру, а с ним клонятся к покою и утомленные силы
Обломова; бури и волнения смиряются в душе, голова отрезвляется от
дум, кровь медленнее пробирается по жилам. Обломов тихо, задумчиво
переворачивается на спину и, устремив печальный взгляд в окно к