Что-то в тебе
Шрифт:
Я взяла подставку и направилась к выходу. Не дойдя до комнаты, я заметила — пусть и немного расплывчато — свои очки на полу в коридоре. Как они здесь оказались? Я не могла уронить их, если они были на мне. Я их взяла и не надела? Я наклонилась, подняла очки и тяжело выдохнула, когда заметила треснутые линзы. Черт побери.
Я зашла в комнату, не отрывая взгляда от остатков моих очков.
— Что случилось? — спросила Кендалл, все еще лежа в кровати.
— Наверное, уронила их.
—
Я покачала головой, понимая, что у меня нет денег на новые очки.
— В медицинском отделении есть окулист. Сможешь там сделать новые очки.
— Правда?
Она рассмеялась над моим удивлением.
— Ты же платишь за обучение?
— Ну, не технически.
Она снова рассмеялась.
— Уверена, что стипендия это покрывает.
— Привет, Тайер, — поздоровалась я, когда он открыл входную дверь.
— Привет. — Он прищурился, будто понял, что во мне что-то изменилось, но не совсем понимал что. — Кейсон наверху.
Зайдя внутрь, я поднялась по лестнице и зашла в комнату Кейсона. Он лежал на кровати и внимательно смотрел что-то на телефоне.
— Привет.
Кейсон поднял взгляд, его глаза распахнулись, когда он заметил меня возле его кровати.
— Где твои очки?
— У меня линзы.
Кендалл была права насчет окулиста. Оказалось, что мое зрение изменилось, а очки я носила прежние. А раз очки пришлось бы долго ждать, доктор подтолкнул меня попробовать линзы, которые покрывала моя стипендия. Тем более у него оказалась куча пробных линз, которые я сразу же могла взять. Так что я согласилась. Пришлось попрактиковаться, чтобы привыкнуть касаться глаза, но через несколько безуспешных попыток и море стыда мне все же удалось надеть линзы.
— Выглядишь сексуально, — проговорил Кейсон, слезая с кровати.
Я закатила глаза.
— Ты видел меня без очков.
Он взял мое лицо в ладони и посмотрел мне прямо в глаза.
— Да, но ты постоянно щурилась без очков, а теперь твои глаза такие большие и зеленые.
Я рассмеялась, испытывая благодарность к человеку, который наступил на мои очки, потому что теперь Кейсон смотрел на меня как на красивую девушку.
— Теперь все четче.
— И я выгляжу лучше?
Я открыла рот, чтобы ответить, но его губы впились в мои, отрезая все, что я приготовилась сказать. Я захихикала, когда Кейсон крепче поцеловал меня, будто ему нравилось, что он видел. Я обвила его шею руками и выгнулась навстречу ему, желая его так же сильно, как и он, видимо, желал меня. Кейсон отстранился первым, нам не хватало воздуха.
— Прекращаю, — сказал он в качестве извинения.
— Я не говорила, чтобы ты прекращал, — убедила его я.
Он рассмеялся и подвел меня к кровати. Мы легли на его подушку, Кейсон взял мою руку и переплел наши пальцы. Я подняла наши руки, чтобы рассмотреть его татуировки. Издалека невозможно рассмотреть каждую деталь, но вблизи становятся заметны скрытые изображения, которые вместе сливаются в настоящее произведение
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Рассматриваю твои татуировки.
— И?
— И… думаю, что же они значат? — призналась я.
— Они означают, что я крутой.
Я рассмеялась, но задумалась, не пытался ли он шутками откреститься от важных разговоров?
— Когда ты сделал первую?
— В шестнадцать, — ответил он, поворачивая руку так, чтобы я увидела изображение сноуборда на трицепсе.
— Больно было?
Он пожал плечами.
— Немного, но я не знал чего ожидать. И я был в Австрии, так что все было по-другому.
— В Австрии?
— Ты была? — спросил он.
Я отрицательно покачала головой.
— Я не была за пределами Колорадо.
Кейсон замолчал, и я предположила, что он понял, какими маловероятными казались путешествия в моей финансовой ситуации.
— Какая татуировка твоя любимая?
Он обдумал вопрос, прежде чем указал на предплечье. На нем шрифтом было выведено слово «семья».
Я надеялась, что она нравилась ему больше всего.
— А последняя какая?
Он перевернул руку, показывая бицепс.
— Серебряная медаль. Но добавлю золотую после Аспена.
Я покачала головой, даже не удивляясь его самонадеянности.
— Всегда такой уверенный.
Он опустил руку, подводя к концу мое внимательное изучение. На мгновение Кейсон замолчал, и я задалась вопросом, о чем же он думал.
— Знаешь… — тихо начал он, — татуировка сможет скрыть твой шрам.
Вот о чем он думал.
— Я знаю, что у меня уродливая спина.
Потянувшись ко мне, Кейсон приподнял мой подбородок, чтобы я взглянула на него.
— Я не это сказал. Я имел в виду, что ты сможешь скрыть плохие воспоминания под тем, что сама выберешь.
Я никогда не думала скрыть шрамы на всю жизнь.
— Подумай об этом, — сказал он. — Я бы сходил с тобой.
— Я подумаю.
— Давно они у тебя? — спросил Кейсон, и я поняла, что он слегка прощупывал почву.
— Давным-давно.
Кейсон сжал челюсти.
Я обратила внимание на неровности на потолке над его кроватью, не желая видеть в его взгляде ярость от того, над чем он не властен. Черт, я тоже не была властна.
— Когда мне было шесть, мама умерла от рака, — призналась я.
— Шей, мне жаль.
— После этого осталась только я, на ком отец мог вымещать злость. И он делал это. Каждый раз, когда тосковал по маме. Или терял работу. Или с похмелья. Или даже когда я недостаточно быстро готовила ужин. Я постоянно попадалась ему под руку, хоть и пыталась прятаться.
— Господи, Шей. Он должен сидеть в тюрьме.
— У меня остался только он, — ответила я, понимая, как нелепо это звучало. Я жертва. Невинная жертва. — Если бы его забрали, то я бы осталась одна. — Именно это и останавливало меня от того, чтобы рассказать всем о том, что происходило.