Что ты сделал
Шрифт:
— Ну, мы сделаем анализы, снова допросим мисс Рэмплинг и вашего мужа. Если она будет настаивать на обвинении, назначат слушание в суде. Возможно, в понедельник или во вторник.
— Можно ли внести за него залог?
Лицо полицейского, раньше казавшееся добрым, теперь стало бесстрастным.
— Это не мы решаем, миссис Моррис.
Отпускают ли под залог подозреваемых в изнасиловании? Я снова вспомнила синяки на шее Карен, их густой чернильный цвет. Майк? Нет! Никогда! Он ведь никого и пальцем не тронул за всю свою жизнь, я уверена. Он любил повторять, что из-за маленького роста должен побеждать врагов
— Где Джейк? — спросила я. Сын Карен, то есть мисс Рэмплинг. Он так устал, не спал всю ночь, у нас полно свободных комнат, и не надо ему торчать в дурацкой палатке…
— Миссис Морис, — сказал констебль вежливо, но твердо, — сегодня Джейку лучше переночевать в другом месте. Мы позаботимся об этом.
Я подумала, что он далеко пойдет, этот детектив, чье имя я забыла. И тут же до меня дошло следующее. Раньше я считала Карен и Джейка членами семьи, но теперь между нами словно провели черту. Они или мы. Они против нас. Я вспомнила бледное испуганное лицо Карен, и мое сердце сжалось. Но Майк?.. Нет. Нет, и все!
У констебля зазвонил телефон. Глядя на меня извиняющимся взглядом, он произнес в трубку:
— Да, да, да. Я понял. Все понял.
Я ждала, уставившись на ковер. Мне вспомнились пятна на лице Карен и травинки в ее волосах. Она выглядела так, будто ее вдавливали в землю.
— Боюсь, у нас плохие новости. Результаты анализов подтверждают, что есть следы спермы и следы насилия.
Я охнула. Следы спермы… Но ведь не обязательно, что это сперма…
— Мне надо сейчас же поговорить с мужем! Мне ведь не запрещено с ним общаться?! — вскричала я.
Я должна посмотреть Майку в глаза и услышать от него, что это неправда, тогда я наконец успокоюсь и смогу помочь Карен, как и полагается лучшей подруге. Что плохого, если я спрошу его? Разве этим я встану на чью-то сторону?
— Вы можете отвезти ему одежду в участок. Говорить разрешено, но только не о случившемся, — предупредил полицейский с каменным лицом.
Я вспомнила нашу предыдущую встречу. Он был так мил и учтив. Рассказывал мне, как ухаживает за больной матерью. Адам. Его зовут Адам — вдруг всплыло у меня в мозгу. Детектив Адам Дивайн. Имя ирландское, и это притом, что один из родителей у него чернокожий. Необычно для этого чистенького городка белых богачей.
Теперь он смотрел на меня, точно на преступницу, и я отчего-то чувствовала себя ею.
Глава седьмая
Майк выглядел паршиво. Скорее всего, ему не удалось больше поспать после пьяной отключки на качелях. Я просто не представляла себе, что он мог проделать это с Карен, а потом плюхнуться на качели и уснуть. Исключено!
Он сидел в комнате для допросов в дешевом спортивном костюме серого цвета. Видимо, одежду у него забрали, чтобы сдать на экспертизу. Дежурный определил время: нам можно поговорить не более пяти минут. Поразительно, в какие считаные мгновения они способны реквизировать всю вашу жизнь. Сделать так, чтобы вы не могли ни поесть, ни уйти, ни сходить в туалет, ни повидаться с супругом без их разрешения. Всего несколько часов назад я приходила в этот самый участок как уважаемый член общества. И вот все перевернулось с ног на голову. Но как, как такое могло произойти со мной?!
Я открыла дверь, вошла в неуютную, грязную комнату, и Майк поднял голову. Глаза у него были красные, на подбородке чернела щетина, лицо выглядело помятым. Все-таки в нашем возрасте уже не стоит пить ночь напролет. Мы слишком стары для этого… Я держала в руках кипу одежды, мягкие домашние вещи без пуговиц. Как будто для больного. Их осмотрели на предмет чего-то острого или шнурков — того, чем он мог бы причинить себе вред.
Интересно, а где Карен? Что с ней делают?
— Привет, — буркнул Майк, едва глянув на меня, и опустил глаза.
— Как ты?
Он пожал плечами:
— Мне предъявлено обвинение.
— Ох… — Я понимала, что это означает. Они считали, что у них есть основание завести на него уголовное дело. — Ты ел?
— Меня накормили. И где поспать, тоже есть. Но я не мог. Это невозможно… сейчас. Сумасшествие какое-то…
Меня снова чуть отпустило. Он отрицает свою вину. Ну конечно, он и не может быть виновен!
— Но что, черт возьми, случилось?! — Теперь мне удалось произнести это вслух.
Мне велели не обсуждать случившееся, но, если комната не прослушивается, они не узнают, о чем мы говорим. А если прослушивается? Я не представляла, возможно ли такое вообще.
— Я не знаю! Мы напились. Я, наверное, сел на качели и уснул. Это все, что я помню. У Билла была какая-то крепкая трава, я к такой не привык. Поэтому меня просто накрыло.
— Накрыло или ты вырубился?
Это разные состояния. Вырубившись, человек просто лежит, а если его накрыло, может ходить и что-то делать, но после ничего не помнить.
— Я… — Он снова пожал плечами. — Не помню я… Все как в тумане.
— Ох…
Пластиковое кресло, в котором я сидела, холодило ноги. Вероятно, здесь работал кондиционер. Во время дневной жары это было необходимо, но сейчас, в семь утра, тело покрылось мурашками. Я и не подумала накинуть что-то на пресловутое платье в цветочек, которое натянула перед приездом полиции и которое пропахло потом и алкоголем.
— Ты видела ее? — спросил Майк.
Я покачала головой.
— Эли, я клянусь тебе, я бы никогда в жизни не смог совершить ничего подобного! Даже в молодости. Я никогда не мог и никогда не смогу причинить боль женщине!
И снова мне стало легче дышать, но внезапно перед моими глазами встало лицо Марты Рэсби. Но нет, прочь! При чем тут она? Совершенно другой случай. Майк — нежный, заботливый. Он никогда не делал мне больно. Он даже никого из детей ни разу не шлепнул.
— Зачем она так сказала? — прошептала я.
Мы перешли на шепот, словно нас кто-то подслушивал. Возможно, так оно и было. Кто знает, чем нашпиговали стены этой комнаты. А не будет ли у меня неприятностей из-за того, что я с ним разговариваю об этом? Ведь обвинение предъявлено, значит, сопоставив все наши показания, они решили, что он виновен.
— Да откуда же мне знать?! Она была бухая! Мы все были…
— У нее синяки на шее, Майк. Я сама их видела, собственными глазами… — Вспомнив струйку крови, бежавшую по бедру Карен, я содрогнулась.