Что уж, мы уж, раз уж, так уж...
Шрифт:
— Вот я и говорю, что ты говоришь.
— Говорит, говорит. — Поддакнул Иван, играющий в карты с Диогеном, который ехидно захихикал.
— Ну, говорю, говорю! — Сдался Никанор.
— А знаешь ли ты, друг Никанор, что самое идеальное оружие, это человек? — Назидательно произнес Брыня, следя за полетом птички.
— Откуда мне знать, если я все говорю и говорю. — Обиделся Никанор.
— Болтать меньше надо, тогда много чего узнаешь. — Высказался Диоген.
— Еще Александр Васильевич говорил, — продолжал Брыня, — Что русский солдат, страшнее любого оружия, особливо, когда идет врукопашную.
— Чего?
— Ну, фрукт какой-нибудь, что ли.
Никанор достал чугунок. Картежники перестали играть и подобрались поближе. Домовой вынул из чугунка абрикос, посмотрел на широкую спину Брыни, подмигнул картежникам и постучал в маячившую, перед ним, спину.
— На!
Брыня развернулся и глянул на абрикос. Никанор, Иван и Диоген, захохотали. Брыня взял абрикос и отправил его в рот.
— Вот так, русский солдат, громит своих врагов! — Прокомментировал Никанор и они снова засмеялись.
— Эх, вы, салажня! — Брыня вынул изо рта косточку. — Вон ту птичку видите? — Он кивнул головой.
— А тут только эта птичка и есть. — Сказал Диоген.
— Значит видите. — Обрадовался Брыня. — Знакомая птичка. В долину, за Вольфовичем, хотела прошмыгнуть. Но не смогла. Не нравится мне эта птичка.
— Значит, себе на уме, птичка. — Посерьезнел Иван. — Следить приставлена.
— Вот я и говорю. — Брыня, на ладони, подкинул и поймал косточку. — А на фига нам, птичка-шпион. — Он сжал косточку двумя пальцами, направив на парящую птицу. Что-то свистнуло, и птица разлетелась на пух и перья. — Вот так вот, Никанор. А ты говоришь!
Брыня проследил за перьями и повернулся к друзьям. Они смотрели на него, широко раскрыв глаза и, разинув рты.
— Да ладно, чего вы? — Застеснялся он.
— Слушаю!
— Докладывает «Сокол». Из долины в Москву выехали четверо. Хозяин! Вы не поверите, но они едут на печке.
— На какой печке? — Хозяин действительно не поверил. — Ты пьян?
— Никак нет, хозяин. Даже кваса не пил. Печка, у них, русская. Я такие на картинках в сказке видел.
— Что за бред?
— Сказка "По щучьему велению".
— Не пори чушь, «Сокол». Это закамуфлированное, под печь, транспортное средство. Откуда узнал, что они едут в Москву?
— Я настроил микрофон. Едут в Москву, на Тверскую.
— Зачем на Тверскую?
— За подарками. Я же говорю, что они придурки.
— Глаз с них не спускай.
— Э-э-э. Хозяин…
— Что еще?
— Они уничтожили сокола. Наверное, вычислили.
— Придурки? Вычислили?
— Я думаю, что случайно. А может просто балуют от нечего делать.
— Чем уничтожили?
— Чем-то разрывным. Вся аппаратура уничтожена. Остались только несколько перьев.
Трубка молчала.
— Что делать, хозяин?
— Продолжай слежку.
— Но я не могу их догнать. Эта чертова печь гонит, как на ралли. Я их уже потерял, хозяин.
— Возвращайся в Москву. Мы подберем тебе работу по способностям.
— А что с этими…?
— Их встретят.
В трубке раздались короткие гудки.
— Козел! — Выдохнул «Сокол» и нажал на отбой.
— Брыня! — Никанор протянул яблоко. — А ты, Перуна, видел?
Брыня взял яблоко, потер, его, о рукав и откусил половину. Перемолов, своими лошадиными зубами, все, что откусил, он мотнул головой и ответил:
— И видел, и разговаривал.
— А страшно с богом разговаривать?
Брыня засунул в рот вторую половину яблока и стал молча жевать, что-то вспоминая. Печь неслась по ямам и колдобинам, оставляя за собой ровную, как скатерть, дорогу. Иван с Диогеном перестали играть, заинтересовавшись темой, подсунутой Никанором. Брыня проглотил и ответил:
— Не! Никанор! Разговаривать на страшно. Страшно, когда боги с тобой разговаривать не хотят. Ты и так, и эдак, а они молчат. Вот, где страшно!
— Правильно Брыня говорит. — Поддержал Диоген. — У нас, у гномов, если боги замолкали, всегда трагедии случались.
— Это точно! — Произнес Иван. — Если боги молчат, значит, они покинули тебя.
— Ну, началось. — Возмутился Никанор. — С Диогеном поведешься… — Он плюнул на, ошалевшего от вида едущей печи, кабана. — Человек с богом разговаривал, а вы, со своими размышлениями, мешаете послушать.
Все сразу замолчали и расселись возле Брыни. Он собрался с мыслями и спросил:
— А печка дорогу знает?
— Хорошо начал, Брыня. — Выпалил Никанор. — Тебе фамилия не Радищев?
— Ну, я серьезно. — Смутился Брыня. — А то свернет не туда.
— Не свернет. — Заверил домовой. — Я в нее навигатор засунул. До Москвы довезет. Ты не томи, дружок, рассказывай.
Друзья закивали головами. Брыня вздохнул и начал свое повествование.
— Давненько это было, а как вчера. Стала, по попущению Киевского князя, проникать на Русь вера Христова. Не наша была вера. С иудейских пустынь пришла. И без обмана. Как Иисус обещал, так и получилось. Обещал он огонь низвергнуть на землю, а сына против отца настроить, так и вышло. Запылали капища, пошли брат на брата, князь на князя. Выжигались села с язычниками, а на пепелищах храмы дивные возводились. Нас, от греха подальше, князь в степь отправил, дозором. При себе оставил только викингов. Они за золото и язычников и христиан посекут. Русь не их родина, русский народ им не брат. А мы можем и не посмотреть, что ты князь. Сгоряча и голову с княжеской шапкой сшибем. Бывало такое на Руси и не раз. Вот князь и задумал дружину русскую на рубеж отправить. Хитро задумал. Знал, что рубежи не бросим. Степняки только и ждут этого.
Он тяжко вздохнул и посмотрел на Никанора.
— Вот скажи мне, Никанор, почему народ должен своим животом отвечать за реформы князей? Почему князьям неймется? Почему им постоянно надо стремиться то в Христианство, то в Коммунизм, то в ЕЭС, то в ВТО?
— Традиция такая, Брыня, традиция. То в партию, то в говно. Обязательно надо куда-то вступить. Ты про Перуна рассказывай. Про христианство мы без тебя знаем.
— Да. Про Перуна. — Брыня кивнул. — Как-то, ночью, проснулся я, поворочался с боку на бок, а сон не идет, хоть режь. Встал, и пошел к костру. Там дежурный десятник сидит, меч точит. Я присел рядом, подкинул веток в костер. Перекинулись с десятником несколькими словами. Как обычно, типа, "все спокойно" и "не спится". Потом я его спать отправил, мол, подежурю. Он ушел. Сижу, степь слушаю. Вдруг, слышу, шаги. Спокойные, уверенные, неторопливые. Странные шаги.