Что я без тебя…
Шрифт:
– Ну как, кончили обозревать меня?
– Я просто восхищался вами.
Шеридан шла сюда, готовая ответить вызовом на вызов, жаждавшая этого, но уже дважды потерпела неудачу. Первый раз, когда он остановил на ней дерзкий и в то же время восхищенный взгляд своих голубых глаз, и второй – когда с улыбкой сделал ей комплимент. Напомнив себе, что он всего лишь бездушное властное животное и что она не собирается выходить за него замуж, независимо от его восхищенных взглядов и нежных слов, она не без иронии обратилась к нему:
– Полагаю,
К ее удивлению, он никак не отреагировал на эту колкость и с довольно веселым видом, слегка поклонившись, ответил:
– Для этого, признаться, у меня было несколько причин.
– И что же это за причины? – с каменным выражением лица поинтересовалась Шеридан.
– Прежде всего я хочу извиниться.
– Неужели? – пожала она плечами. – За что?
Тут уж Стивен не смог удержаться и расплылся в улыбке. Да, ничего не скажешь. Девушка с характером. Сколько силы воли! Сколько гордости! Ни один мужчина не посмел бы с ним разговаривать в таком тоне, не говоря уже о женщинах, то и дело расставляя ему ловушки.
– За резкость в нашем последнем разговоре и еще за то, что не навещал вас с тех пор, – ответил граф.
– Я принимаю ваши извинения. Теперь, надеюсь, я могу удалиться к себе?
– Нет, – сказал он, неожиданно раздосадованный ее смелостью. – Я должен… точнее, я хочу… объяснить свои поступки.
– Что же, попытайтесь, это даже любопытно. – Она пренебрежительно посмотрела на него.
«Смелость в мужчине – превосходное качество, смелость в женщине хуже, чем боль в заднице», – подумал Стивен.
– Я и пытаюсь. – Он сделал ударение на слове «пытаюсь», и Шеридан с удовлетворением отметила про себя, что граф теряет самообладание.
– Ну-ну, продолжайте. Я слушаю.
– Может быть, присядете?
– Может быть. Это зависит от того, что вы скажете.
Стивен нахмурился и прищурил глаза, но голос, когда он заговорил, оставался спокойным.
– В тот вечер вы, наверное, видели, что я… что между нами не было того… чего, возможно, вы ждали от жениха.
Шеридан не имела ничего против этого заявления и ответила поистине царским, едва заметным кивком головы, означавшим всего лишь легкий интерес к его объяснениям.
– На это есть своя причина, – сказал Стивен, смущенный тоном ее разговора, и стал излагать единственное логичное и приемлемое объяснение, которое ему удалось придумать.
– Когда я навещал вас в последний раз, мы поспорили. Но пока вы были больны, я об этом не думал, а теперь меня это снова стало тревожить, вот почему я, наверное…
– Холодны и безразличны? – подсказала она, но уже не с гневом, а скорее с обидой и беспокойством.
– Именно так, – согласился он.
Наконец она села, и Стивен испытал облегчение, решив, что больше не придется препираться и врать, однако ошибся.
– О чем же мы спорили?
Ему следовало бы знать, что дерзкая рыжая американка, совершенно непредсказуемая в своих поступках и не питающая никакого уважения ни к титулам, ни к нормам приличия, способная появиться на людях в пеньюаре, будет и дальше конфликтовать с ним, вместо того чтобы принять его извинения и завершить дело миром.
– Речь шла о вашем настроении.
– О моем настроении? И что же в нем было такого? – Она удивленно уставилась на него своими серыми глазами.
– Я нашел, что оно… является предметом для спора.
– Ах вот оно что.
Стивену, казалось, будто он слышит, как она возмущается тем, какой он мелочный и злопамятный, если до сих пор помнит их спор. Хотя она была тогда так больна.
Она стала внимательно изучать свои сложенные на коленях руки, чтобы не смотреть на него, и спросила нерешительно, разочарованным тоном:
– Вы считаете меня вздорной?
Она сидела понурившись, втянув голову в плечи, и, глядя на нее, Стивен снова почувствовал прилив нежности, которую эта женщина в нем вызывала, что было совсем ему не свойственно.
– Нет, конечно, – невольно усмехнувшись, ответил Стивен.
– Я и сама заметила, – уже без прежней резкости произнесла она, – что в последние дни настроение у меня часто менялось.
Уайткомб сказал, что находит ее просто восхитительной, но, по мнению Стивена, он явно недооценивал девушку.
– В сложившихся обстоятельствах это можно понять.
Шеридан подняла голову и внимательно посмотрела на Стивена, будто тоже попыталась по-новому оценить его.
– Не могли бы вы поточнее объяснить, из-за чего между нами разгорелся спор?
Снова очутившись в ловушке, Стивен потянулся к хрустальному графину с шерри, стоявшему на подносе с напитками, лихорадочно соображая, что ответить, как утешить и успокоить ее. И тут его осенило.
– Мне показалось, что вы уделяете слишком много внимания другому мужчине. И я вас приревновал. – Следует сказать, что ни разу в жизни граф не испытал этого чувства. Но женщинам нравится, когда их ревнуют. И Шеридан не была исключением. Стивен понял это, когда искоса посмотрел на нее. Она явно повеселела, и Стивен с облегчением констатировал, что хоть в чем-то Чариз Ланкастер похожа на других женщин. Пряча улыбку, он налил Чариз шерри и, когда повернулся, чтобы протянуть ей маленькую хрустальную рюмочку, увидел, что девушка сидит опустив голову.
– Шерри?
Она вскинула голову, охваченная безотчетным восторгом:
– Простите?
Он протянул рюмку, но она даже не взглянула на нее и выжидающе смотрела на него.
– Хотите вина?
– Нет, благодарю вас.
Он поставил рюмку на столик.
– А мне показалось, вы сказали «да».
Она покачала головой.
– Я думала, вы назвали меня… Шерри!.. – воскликнула она, вскочив на ноги и сияя. – Я думала, вы назвали… я хочу сказать, что это я. Видимо, так меня называли, так…