Что я сделала ради любви
Шрифт:
– Без обид, – заверил он на прощание.
Брэм стряхнул руку Джорджи и бросился за Даффи.
– Прекрати! – прошипела Джорджи, загородив собой дверь. – Какой смысл разбивать его камеру сейчас?
– Мне сразу станет легче.
– Как это на тебя похоже! По-прежнему пытаешься решить проблемы кулаками.
– В противоположность твоей манере улыбаться каждой сволочи, которая наводит на тебя объектив, и делать вид, что жизнь хороша! – прищурившись, рявкнул он. – Когда я в следующий раз решу
Появившийся в коридоре рассыльный вынудил Джорджи проглотить запальчивый ответ. Они вновь направились к служебному лифту и в озлобленном молчании поднялись наверх. Едва они зашли в номер, Брэм закрыл дверь ногой и вытащил мобильник.
– Нет!
Джорджи выхватила у него телефон и метнулась в ванную. Брэм ринулся за ней.
– Какого черта ты тут вытворяешь?
Он и опомниться не успел, как Джорджи швырнула мобильник в унитаз. Брэм оттолкнул ее, но спасти телефон уже не представлялось возможным.
– Поверить не могу, что ты это сделала! Скутер однажды случайно уронила в садовый фонтан фотоальбом со снимками предков матушки Скофилд, а потом весь остаток серии пыталась замести следы. Скипу пришлось спасти ее, взяв на себя вину. Но в этот раз ее никто не спасет.
– Ты никому не позвонишь, пока мы вместе не придумаем, что делать – прошептала она.
– Да неужели?
Джорджи, сжав кулаки, выплеснула на него весь гнев:
– Не строй из себя идиота! Я американская икона, не забыл? Лансу чудом удалось вывернуться, а он был мистером Моральная Безупречность в отличие от тебя. Тебе это так просто не пройдет.
Отражение застывшего лица Брэма в зеркале не обещало ничего хорошего.
– Придерживаемся моего первоначального плана, – отрезал он. – Ровно через час твой пиар-агент и тот, кого я собираюсь нанять, представят прессе наше общее заявление. Слишком много спиртного, слишком сильная ностальгия, останемся хорошими друзьями и тому подобная лапша на уши.
Он вылетел из ванной. Джорджи побежала за ним.
– Если одной придурочной поп-звезде мог сойти с рук брак, длившийся менее двадцати четырех часов, то нам не сойдет. Дай мне время подумать.
– Никакие раздумья не помогут нам выбраться из этого переплета, – покачал головой Брэм и направился к стоявшему у дивана телефону.
– Пять минут! Это все, что мне понадобится! – взмолилась Джорджи, показывая на телевизор. – Посмотри пока порно.
– Сама смотри. Мне нужно срочно искать пиар-агента.
Джорджи бросилась к Брэму и снова силой оторвала его руку от трубки.
– Не вынуждай меня и его выкинуть в туалет!
– Не заставляй меня связывать тебя, запирать в чулане и швырять туда горящую спичку!
Прямо сейчас это не казалось такой уж кошмарной перспективой, но потом…
И тут Джорджи осенила совершенно немыслимая идея. Идея куда страшнее, чем всякий убийственный план, который задумал Брэм… Идея такая отвратительная, такая мерзкая…
Она отошла от телефона.
– Мне нужно выпить.
– Керосин горит жарче и быстрее спиртного, – заметил Брэм.
Должно быть, Джорджи выглядела так же паршиво, как себя чувствовала, потому что он не стал набирать номер.
– Что случилось? Ты ведь не собираешься блевать?
Если бы все было так просто.
Джорджи громко сглотнула.
– Т-только выслушай меня. Ладно?
– Выкладывай побыстрее.
– О Господи… – Колени подогнулись, и она уселась на стул. – Думаю… – Перед глазами кружилась комната. – Думаю… должен быть к-какой-то выход.
– Совершенно верно. Обещаю раз в месяц приносить тебе на могилку живые цветы. Плюс в день рождения и на Рождество.
Джорджи не могла заставить себя взглянуть на Брэма и поэтому уставилась на складки своих серых слаксов.
– Мы могли бы… – Она откашлялась. Снова сглотнула. – Мы могли бы оставаться мужем и женой.
Сгустившееся молчание наполнило комнату. Потом в тишину ворвалось пронзительное блеяние телефона, трубка которого слишком долго лежала рядом с аппаратом.
Ее ладони вспотели.
Брэм положил трубку на рычаг.
– Что ты сказала?!
Джорджи сглотнула в третий раз и попыталась взять себя в руки.
– Всего… всего на год. Мы останемся мужем и женой на год.
Слова звучали так сдавленно, словно она силой выталкивала их из горла.
– Ровно через год мы объявим, что… что хотим навсегда остаться друзьями, но не любовниками, и поэтому решили получить развод. Но будем любить друг друга вечно. И… и теперь самое важное. – Ее мысли вдруг смешались, но она сумела вовремя опомниться. – Мы… нужно, чтобы нас видели вместе на людях. Счастливыми, смеющимися, веселыми. Чтобы никого из нас не посчитали… – Она прикусила язык, чтобы не сказать «жертвой», и вместо этого закончила: – Чтобы никого из нас не посчитали злодеем.
Обрывки фраз и хаотические образы постепенно укладывались в стройную систему, как эпизод из ситкома.
– Постепенно в прессу просочатся слухи о том, что я видела тебя кое с кем из моих подруг, а ты видел меня кое с кем из тех кретинов, которые считаются твоими приятелями. Все мирно и тихо. Никаких драм и скандалов.
И главное, никакой жалости. Единственный способ доиграть спектакль. Никакой жалости к бедной, жалкой, брошенной Джорджи Йорк, не способной удержать свою любовь.
Но Брэм требовал разъяснений:
– Мы останемся мужем и женой? Ты и я?
– Всего на год. Это… понимаю, это не идеальный план…