Что я сделала ради любви
Шрифт:
– Так когда ты влюбился в меня? – неожиданно спросила Джорджи.
– С первого взгляда, – сонно ответил он. – Нет, подожди… это был я. Когда впервые взглянул в зеркало.
– Я серьезно.
Брэм зевнул и поцеловал ее в лоб.
– Спи, дорогая.
– У меня такое ощущение… – упорствовала Джорджи.
– Какое именно?
Теперь он окончательно проснулся и сверлил ее подозрительным взглядом. Но ей необходимо точно знать, как обстоят дела между ними. Для них это слишком важно. Некогда тратить время на недоразумения в стиле ситкомов,
– Такое ощущение, что ты влюблен в меня.
Он сел, бесцеремонно сбросив Джорджи на матрац.
– Что за чушь… ты точно знаешь, как я к тебе отношусь.
– Не совсем. Ты более чувствителен и тонок, чем хочешь показать, и многое стараешься скрыть.
– Ничуть я не чувствителен. – Он яростно уставился на нее. – Тебе обязательно ткнуть меня носом в то, что я сказал на вечеринке?
Она не помнила, что именно Брэм говорил на вечеринке, и поэтому презрительно скривила губы.
– Разумеется, хочу. Поэтому повтори все с самого начала.
Он раздраженно вздохнул и снова лег.
– Ты мой лучший друг. А теперь можешь смеяться. Поверь, я никогда не думал, что так получится.
Его лучший друг…
Джорджи громко сглотнула.
– Не знаю, почему ты против. Я славный человек.
– Ты ненормальная. Я в жизни не предполагал, что именно ты окажешься человеком, которому я буду доверять больше всего на свете.
А вот она ничуть ему не доверяла. Кроме одного: он говорил правду о своих чувствах к ней.
– Как насчет Чаз? Она готова идти под пули ради тебя.
– Ладно, ты второй надежный человек, которого я знаю.
– Это уже лучше.
Джорджи приказала себе замолчать, но отчего-то не сделала этого. Она должна попытаться, в последний раз.
– Если ты превратишься в идиота и решишь влюбиться, – вздохнула она, словно предмет разговора был слишком утомительным, – это может все испортить.
– Иисусе, Джорджи, да оставишь ты меня в покое? Никто ни в кого не влюблен.
– Ты уверен?
– Уверен.
– Большое облегчение. А теперь я хочу спать.
Ее нога затекла, но она не смела пошевелиться, пока не услышала мерное, глубокое дыхание. Только тогда она вылезла из постели и, накинув первое, что попалось под руки: его сброшенную сорочку, – прокралась вниз. Отец давно перебрался к себе, освободив гостевой домик.
Джорджи, спотыкаясь, побрела по холодной каменной дорожке. Слезы струились по щекам. Если она по-прежнему будет спать с ним, придется притворяться, что это всего лишь секс. Играть перед ним точно так, как она играла перед камерами, – она больше не могла. Ни для него, ни для себя. Никогда.
Глава 24
Брэм прибыл на пробы поздно, хотя знал, что сегодня прослушивают Джорджи. И холодный кивок Хэнка Питерса явно означал, что тот крайне недоволен. Ну да, все ожидают, что он опять вспомнит старые привычки, станет прежним безответственным Брэмом Шепардом. Но на этот раз он не был виноват, его задержал звонок одного из партнеров «Эндевор». Все же он не стал объясняться, слишком много идиотских отговорок приводил в прошлом, поэтому лишь коротко извинился:
– Простите, что заставил ждать.
Хотя никто не сказал ему этого в лицо, все считали, что сегодняшние пробы Джорджи – пустая трата времени, но он был многим ей обязан и не смог отказать, как бы тяжело ни было на сердце при мысли о том, что Джорджи придет в отчаяние, услышав отказ.
– Давайте работать, – велел Хэнк.
Комната для прослушиваний была окрашена в тошнотворно-зеленый цвет. На полу лежал покрытый пятнами коричневый ковер. Из мебели здесь имелось несколько обшарпанных металлических стульев и пара складных столов. Комната находилась на верхнем этаже старого здания, на задах участка «Вортекс», приютившего «Сиракка продакшнс», независимый филиал студии. Брэм занял пустующий стул между Хэнком и женщиной – директором по кастингу.
Своим длинным лицом, редеющими волосами и круглыми очками Хэнк больше напоминал профессора Лиги плюща, чем голливудского режиссера. Но он был невероятно талантлив, и Брэм до сих пор не мог поверить, что работает вместе с ним. Директор по кастингу кивнула ассистентке, которой, очевидно, было поручено привести Джорджи. Та встала и вышла. Они не виделись с ночи вечеринки. Вскоре заболел Пол – чем-то вроде желудочного гриппа, если верить Чаз, – и на следующее утро, еще до того Брэм как проснулся, Джорджи уехала ухаживать за ним. Брэм считал, что ей необходимо сосредоточиться на пробах, вместо того чтобы постоянно отвлекаться. Непонятно, почему Пол не отослал ее домой?
Кроме того, Брэм лишился последнего шанса отговорить Джорджи пробоваться на роль.
Вернувшаяся ассистентка придержала дверь. Похоже, уверенность Джорджи в себе куда более хрупка, чем она старалась показать. Конечно, она не испортит роль, но у нее попросту не хватит таланта сыграть как нужно, а ему было страшно при мысли о том, что каждый сочтет себя вправе критиковать ее игру.
Вошла высокая темноволосая актриса. Не Джорджи. Пока директор по кастингу расспрашивала, что делала актриса со времен своего последнего фильма, Брэм наклонился к уху Хэнка:
– Где Джорджи, черт возьми?
Хэнк ответил каким-то странным взглядом.
– Ты не знаешь?
– Не было времени поговорить. У ее отца грипп, и она ухаживала за ним.
Хэнк стянул очки и стал протирать стекла концом рубашки, словно боялся посмотреть ему в глаза.
– Джорджи передумала. Решила, что это не ее роль, и отказалась от проб.
До Брэма его слова дошли не сразу.
Он просидел до окончания проб, не слыша ни слова. Потом извинился и попытался дозвониться до Джорджи, но она не брала трубку. Пол и Эрон тоже не отвечали, а Чаз не знала ничего, кроме того, что Джорджи ей сама сказала. Наконец Брэм позвонил Лоре. Та объяснила, что говорила с Полом несколько часов назад и ни о каком гриппе не было и речи.