Чтобы все были счастливы
Шрифт:
Одна слезинка уже предательски выглядывала из уголка глаза. А лицо у дедушки стало прежним. Он наклонился к внуку.
– Ну, ты что это, Ванек? Уж не реветь ли собрался? – дед сжал Ванины плечи. – Я тебя напугал, да? Ну, прости! Не хотел. Только ведь телевизор, сам знаешь, не всегда вещь полезная. Да и спать уже пора. Давай, зубы чисти, и книжку почитаем. Которую вчера начали.
Ваня мгновенно простил деда и послушно отправился в ванную, по дороге не переставая размышлять.
Диктор назвал Саласпилс вовсе не городом, а концентрационным лагерем. Опять два совершенно непонятных
Только в школе Ваня узнал, что такое концентрационные лагеря. Их еще называли «лагерями смерти». Туда привозили мирных людей и попавших в плен солдат, и там они умирали.
А вот дедушка Фима выжил! Точнее, мальчик Фима выжил (ведь дедушка тогда был еще ребенком). И Ваня стал считать деда героем и никак не мог взять в толк, почему тот упорно не желает рассказывать о своем доблестном детстве.
Накануне праздника 9 Мая в школе проходили встречи с ветеранами.
В Ванином пятом «Б» классе такая встреча тоже состоялась.
Ветеран вошел в класс, дружно звякнули ряды медалей на его груди. Он сел на предложенный стул и обвел глазами ребят, а те попытались сосчитать, сколько же всего у него наград, и тихонько спорили, какая из них самая главная.
Он рассказал, как защищал от врага Ленинград, как был ранен и долго лежал в госпитале, потом воевал в Прибалтике, гнал фашистов из Латвии, а в октябре сорок четвертого освобождал Саласпилс.
– Мой дедушка тоже был в Саласпилсе! – не сдержавшись, выкрикнул Ваня.
Ветеран посмотрел заинтересованно.
– Значит, твой дед тоже воевал? Знаешь, в какой он был части?
– Он не воевал, – объяснил Ваня. – Он еще маленький был. Он – не в части. Он – в лагере.
– В лагере, – голос ветерана дрогнул, и какое-то время он сидел молча, смотрел на Ваню. А, может, и не на Ваню.
Взгляд его казался каким-то отсутствующим, будто бы глядящим не в настоящее, а в давнее прошлое. В тот самый октябрь сорок четвертого. И перед глазами ветерана стояло худенькое лицо наголо стриженого мальчишки, которого он выносил на руках из вонючего деревянного барака, а мальчик слабо кривился – старался, но так и не смог улыбнуться.
А Ваня удивился: почему этот очень пожилой человек, можно сказать, старик, неожиданно умолк: может, тоже удивился этому странному слову – Саласпилс?
Приближалась очередная годовщина Великой Победы, и учитель обществознания предложил классу в качестве домашнего задания написать короткое сочинение «Моя семья в Великой отечественной войне».
Услышав тему сочинения, Ваня сразу решил, что напишет про дедушку Фиму и Саласпилс. Но на этот раз расспрашивать деда он не станет (все равно тот уйдет от разговора), отыщет сам все, что нужно. Нет проблем, если под рукой находится интернет.
Ваня устроился за компьютером, набил в поисковике слово «Саласпилс», открыл первую же ссылку. Прочитав всего один абзац, Ваня понял, почему дед никогда не рассказывал про Саласпилс, почему мгновенно выключил телевизор, увидев на экране черно-белое фото со смотровой вышкой.
«Дети, начиная с грудного возраста, содержались немцами отдельно и строго изолированно. Дети
УРОК ФИЗКУЛЬТУРЫ
Каждый раз наступление третей четверти Катя встречала с содроганием. Нет, ее не пугали мысли о том, что эта четверть являлась самой длинной и, как настойчиво убеждали учителя, самой решающей. Больше, чем чтобы-то ни было, Катю ужасали сдвоенные уроки физкультуры. На лыжах! Из-за которых, помимо неподъемной сумки с учебниками и тетрадями, приходилось тащить в школу раздувающийся пакет со специальной формой: свитером и непромокаемыми утепленными брюками. Хорошо хоть сами эти чертовы лыжи выдавали на месте.
Со стороны, конечно, могло показаться непонятным: а что тут плохого? Выбраться из душных классов, вдохнуть чистого морозного воздуха, покататься по хрустящему снежку. Не двадцать скучных кругов вокруг школьного стадиона, а один, проложенный в березовой роще на берегу реки.
От школы до рощи – десять минут ходьбы. Пересекаешь шоссе, всем классом нарочно вывалив на дорогу перед особенно густым потоком машин. Идешь еле-еле, нахально рассматривая недовольные лица водителей за лобовыми стеклами. Физрук взволнованно бегает взад-вперед, подгоняет. И вот – распахнутые настежь железные ворота, которые никто никогда еще не видел запертыми, да начало лыжни.
Катя стартует одной из последних. Бегает на лыжах она так себе. В основном, классикой. Ширк-ширк по уже проторенной лыжне. Коньковым получается иногда. Случайно.
Хорошо, если можно неторопливо проширкать весь урок, упиваясь открывающимися усталому взору красотами. Но в основном бегать приходится на время, а это для Кати – предприятие абсолютно безнадежное.
Катя старательно прибавляет скорость, хотя прекрасно знает, что за первым же сугробом поджидают ее всяческие неприятности.
Лыжи начинают проскальзывать, цепляться друг за друга. Катя пыхтит, делает вид, что не испугают ее разные трудности. До тех пор, пока одна из лыж не натыкается на другую, и Катя, не удержавшись, бухается в снег.
Задравшиеся кверху лыжи складываются в красноречивый знак – крест. Крест на «пятерке» по физкультуре. Крест на Катиной серьезной репутации. Иногда даже крест на школьном инвентаре.
В прошлом году физрук долго размышлял над Катиной четвертной оценкой. Ни один зачет по лыжам она так и не сдала. Когда бежали два километра, у нее размочалился тот выступ на ботинке (интересно, есть у него название?), который зацепляют креплением, и она прикатила на финиш не по лыжне, а по прогулочной дорожке, как в старой песне «на честном слове и на одном крыле». При пересдаче у нее отвалился загнутый кверху носок правой лыжи. А когда был забег на дальность, через замершую реку, мимо монастыря до соснового бора, она неудачно скатилась с горы. Едва не задавила подбадривавшего ее физрука, влетела в кусты и расцарапала до крови щеку.