Чудес не бывает
Шрифт:
–Да, и что?
Он потупился:
–Я не хочу, чтобы ты злился на меня.
–Ничем не могу помочь. Если ты собираешься убивать того, кто мне близок…
–Он тебе близок?
– недоверчиво переспросил Тики.
– Вы же все время ссоритесь и спорите!
–Ну и что. Это всего лишь значит, что я с ним не согласен. Но не значит, что я стану лишать его жизни. Потому что я считаю, что самые главные преступления - против Жизни.
–Но ты-то тоже убивал тех, которых я временно наделял этой самой жизнью!
–Ты про зомби? Это не жизнь.
–Почему? Ходит, двигается, может,
–Это не жизнь, - упрямо и хмуро стоял я на своем.
–И как ты определяешь? Где критерии?
–Что, и это, по-твоему, жизнь?
– я щелкнул пальцами, и перед столом появился дубль, точная моя копия.
–Нет, - насупился он.
–А почему?
Он помолчал. Движением руки я убрал фантом.
–То-то же. То, что ты умеешь делать то, что не умеет большая часть людей, то есть колдовать, еще не дает тебе права игнорировать законы этих людей.
Тики посмотрел на меня гневно:
–А в твоей умной книге говорится, что волшебство - это акт, направленный на конец мира!
– крикнул он.
– И что маг не должен быть зависим от общества, его законов и морали!
Пришлось напрячься, чтобы вспомнить. Что я там читал в последнее время?
–Во-первых, не все, написанное в умных книгах, истина, - сказал я и вспомнил, кем он бравирует.
– А во-вторых, до человечности ты у того же магистра дошел? Помнишь, что колдовство направлено на создание нового мира и только в этом смысле эсхатологично? Что нового ты создал? Какую новую жизнь, какую новую землю и новое небо?
Я сам почти кричал. Но и Тики не сдавался.
–А ты? А вы все, все вы, вы-то что создали?!
–По крайней мере, мы не разрушаем!
–Да вы просто не в состоянии! Вам слабо!
–Да что ты говоришь, - ухмыльнулся я.
– Ну-ка пойдем, я тебе покажу, что для разрушения мира много ума не надо!
Я встал и накинул что-то на плечи.
–Ну, идем, что же ты?
–Тебе еще нельзя выходить, ты слишком слабый, - испуганно ответил он.
Я махнул рукой. Он схватил одежду и кинулся за мной на улицу.
Слабость, действительно, была, но меня несло. Я широкими шагами пошел прочь.
–Ты куда? Давай здесь, - догнал меня ученик.
–Люди кругом.
–Ну, а тебе-то какое дело до них, не родные ведь, - заныл он, едва за мной поспевая.
–Никакого. Ровным счетом, - бросил я, не сбавляя ходу и не оборачиваясь.
– Но я не собираюсь ради свободы духа жертвовать своим человеческим достоинством.
Он замолчал и до самого выхода из города тихо трусил рядом.
Выйдя, я повел его в лес.
–Подальше от твоей даровой энергии, - пояснил я на его недоуменный писк.
Остановившись на поляне, так, чтобы не было видно городских башен, я сосредоточился.
–Учись, студент, пока я жив, - бросил я, поднимая руки.
Сначала царила тишина - мертвая тишина заснеженного густого леса. Катящееся к горизонту солнце побледнело.
Краем глаза я видел, как побледнел и Тики. Медленная дрожь прошлась по ногам. С краев окоема собирались тучи. С оглушительным карканьем пролетела воронья стая, и вновь воцарилась тишина, еще более мертвая. По земле зазмеились трещины, и молчание, с которым это происходило, внушало просто мистический ужас. Тики зажал уши, как будто это могло помочь. Впрочем, от безмолвия ломило уши, да, согласен. Я немного добавил эсхатологичности. Бледное зимнее солнце с шелестом упало за горизонт, оставив за собой огненный росчерк. Было - и нет, эффектно!
Потом трещины пошли по небу. Сначала мелкие, они удлинялись и расширялись, и из них задул какой-то чужой, совсем чужой ветер. К нашему привыкли, а этот и у меня вызвал душевный трепет. Ууу!
–А-А-А!
– вдруг завопил Тики и упал в снег, сжимая голову.
– Прекрати-и-и-и!!…
Я что, я ничего. Не садист.
Опустив руки, я тронул его за плечо:
–Можешь попробовать хотя бы восстановить то, что было.
Он плакал. Рыдал взахлеб, как маленький ребенок.
Пожав плечами, я методично принялся приводить окружающий мир в порядок. Пока в Школе не сообразили, кто так "побаловался", пока не заговорили о конце света, пока одни читают молитвы, а другие пируют, надо бы вернуть хотя бы главное, с мелочами разберемся потом.
Как только в основном все было закончено, я потряс мальчишку:
–Понравилось?
Он замотал головой, крепко сжав зубы.
Конечно, рушить мир самому много легче, чем видеть, как это делают другие. Когда просто смотришь, сразу чувствуешь собственную беспомощность и ничтожность.
А когда сам - никаких особенных эмоций.
Что, собственно, страшнее всего.
Весь вечер Тики был молчалив и задумчив. Он рано ушел в кровать, и я не стал его беспокоить. Я привел в порядок - заодно - и свою комнату: заправил диван, сложил книги со стола на полку около окна, туда же поставил пепельницу, которую притащил Винес для своих нужд, повесил всю одежду на гвоздь рядом с дверью, зажег свечу о спинку одной из саламандр, установил подсвечник на столе - за окном стремительно темнело, - и уселся перед креслом.
В должности меня, конечно, восстановили, только мне оно было уже не нужно. Защищу диплом по весне - и уйду куда подальше.
Куда? Да Мирэн знает! Вернее, даже Мирэн не знает. Никуда ведь все равно не уйдешь, ни от себя, ни от людей, а я еще и от ученика не могу уйти. Ах да, еще ведь рыженькая! Тоже хочет внимания. И ее я тоже не могу бросить, сейчас, по крайней мере.
А потом - посмотрим. Ее как раз взять с собой легче, она девушка сильная.
Самое обидное, что ведь и не приручаешь никого - они сами как-то приручаются. А ты все равно в ответе. Как так получается?
В дверь постучали, и сердце подпрыгнуло. Вот и она, долго жить будет!
Вошла Рыженькая.
–Я на минутку, - сказала она, словно извиняясь, и я опять поразился странному ощущению двойственности, которое исходило от нее. Что такое?
–Иди сюда, - позвал я ее. Пристроив принцессу себе на колени, я ласково погладил ее, поцеловал нежно, и прижал покрепче. Она привычно сунула мне лицо в ямку между плечом и шеей, и горячее ее дыхание защекотало мне кожу.
Медленно, чтобы не спугнуть, я ласкал ее. Дыхание становилось постепенно горячее и чаще, дрожь иногда охватывала ее. И вдруг - как молния - сверкнуло озарение. Я схватил ее за плечи и приподнял, чтобы видеть ее лицо: