Чудеса и чашка чая
Шрифт:
Пересчитав монеты, мальчишки вознамерились угостить Эву шоколадом за чудесное избавление от неприятностей. Эва улыбнулась: вот и пришло время “пить”.
В кафе и правда нашелся свободный столик. Заказали по чашечке, разговорились. Музыканты были двоюродными братьями, которых оставили на попечение тетки.
Допив шоколад, старший пересчитал монеты и вздохнул:
– Эх… мало напели.
– Вернемся домой – запоете! Так и знала, что найду вас тут! Опять позорили меня по улицам? А это кто с вами? Неужели вы… вы…
Эва вскочила и старательно улыбнулась разъяренной госпоже, которая нависла над братьями с таким видом, что вот-вот
– Я Эвелина Вадрейн, студентка университета.
Пока еще…
Госпожа смерила ее взглядом и скандалить передумала. По крайней мере, с Эвой.
– Допили? Пошли. – Она глянула на Эвину юбку, – да вы, Эвелина Вадрейн, шоколадом обляпались.
Действительно, на серой юбке виднелось пятно. Эва расстроилась. Одежды у нее мало, а ее очередь к чистящему артефакту только послезавтра, когда она, вероятно, будет трястись в дилижансе.
Тётка певцов сжалилась:
– Пойдемте со мной, тут два квартала всего. У хозяйки чистка есть, авось разрешит.
Оказалось, что юные музыканты учатся в гимназии и помогают тетке, экономке в большом особняке. Тетка провела всех через вход для слуг, отправила “музыкантов” убирать кухню и представила Эву владелице дома.
Эва заметила, что у госпожи Нодс покраснели припухшие глаза, а пальцы хозяйки нервно теребили платок. На вопрос о чистке та лишь махнула рукой, мол, не возражаю. Помявшись, Эва решилась:
– Госпожа Нодс, возможно, я могу быть вам полезной?
Та всхлипнула и покачала головой:
– Боюсь, что нет. Бедные мои детки заболели под самый праздник! Им нужно дать лекарство, но они выплевывают, неразумные…
– Вы с питьем мешать не пробовали? – как всякая старшая сестра, Эва обладала некоторым опытом укрощения малолетних больных. – Может быть, у меня получится.
Вероятно, отчаяние заставило госпожу Нодс согласиться. Она провела Эву по коридору и толкнула тяжелую дверь в большую комнату с огромными окнами и стеклянным куполом вместо потолка.
У Эвы перехватило дыхание, но уже через секунду она взяла себя в руки и принялась командовать лечением – совсем как доктор Клопс на практике:
– Принесите пипетку, детский рожок и теплое полотенце. Питье с лекарством подогрейте. Вольпертингер здоров, отсадите его отдельно, он тормошит больных и не дает им покоя. Джекалопу нужно гнездо, велите притащить побольше тряпок. А фаунита укутать в одеяло. Есть у вас небольшое одеяло?
Джекалоп, будучи взятым за уши и обернутым в полотенце, безропотно проглотил свою дозу лекарства из пипетки, перестал сипеть и уснул. Фаунит пил сам. Он повозился в норке из одеяльца, успокоился и выглянул наружу. Принюхавшись, криптид немедленно схватил рожок крохотными ручками и блаженно зачмокал.
Госпожа Нодс ломала руки:
– Вы… вы… о-о… что угодно, госпожа Вадрейн, просите, что угодно!
Эва, разумеется, попросила:
– Если не трудно, мне нужна другая одежда на ночь. Я посижу с “детками” до утра. И еще… нет ли у вас острого ножа, горелки, аптекарских весов… впрочем, это вряд ли… найдутся? О, замечательно! Два пустых стакана и один с водой, а также бумага и писчий набор. Вы разрешите мне взять соскобы с рожек всех троих?.. Я объяснюсь, конечно же.
* * *
– Коллеги! – профессор Лешант сегодня говорил особенно противно. – Увы, должен вам сообщить весьма прискорбную вещь. Практическая часть данной работы почти целиком взята из прелестной головки госпожи Вадрейн. Мне доподлинно известно, что нерадивая студентка не нашла времени исследовать перитона. С джекалопом госпожа Вадрейн обошлась столь неосторожно, что исследования стали невозможными. Остальное же… Не представляю, госпожа Вадрейн, на что вы рассчитывали, когда описывали пробы рогов рыжего вольпертингера и карликового фаунита. В университетском зверинце их нет.
– Я могу доказать уважаемой комиссии, что работала со всеми образцами. У меня есть свидетель. – Эва открыла дверь, – госпожа Нодс, вы были правы, ваше присутствие, действительно, понадобилось. Молодые люди, прошу вас.
Давешние “музыканты” с довольными физиономиями внесли небольшой ящик и сняли крышку. Брови профессора Лешанта поползли вверх.
– Что это?! Вы… вы притащили сюда вольпертингера? Нет, нет, не на стол, нет! Уберите эту тварь!!!
– Профессор Лешант, вольпертингеры не выносят резких звуков, вы сами нам…
Напоминание Эвы запоздало. Рванувшись с такой силой, что цепочка выскользнула из рук госпожи Нодс, вольпертингер с урчанием вгрызся в профессорскую руку.
Сказка IV. Серая шаль
“Дорогая Дочь Снегов.
Я знаю, что просьбы на Темной Неделе принято писать Зимнему Старцу, но женщины быстрей поймут друг друга. К тому же, мой подарок не положишь в мешок и в Длинночь не принесешь. Я всего-то хочу узнать, разлюбил ли меня Фред, или мы не поняли друг друга. Ты спросишь, почему я не выясню сама? Я не хочу становиться навязчивой и бегать за мужчинами, как Летти или Милдред. Прошло три дня с нашей ссоры, и если он впрямь не хочет меня видеть, лучше бы мне не показываться ему на глаза. Помоги узнать, Дочь Снегов. Я не представляю, каким чудом это можно устроить, но когда бы случаться чудесам, как не в Длинночь?
Катарина Уильфрем.”
Разумеется, Катарина вовсе не собирается отправлять это письмо. В девятнадцать лет уже не веришь ни в Зимнего Старца, ни в Дочь Снегов, да и в чудо Длинночи, честно говоря, не очень. Катарине хотелось излить на бумагу то, о чем она не в силах перестать думать. Может быть, мысли про Фреда перестанут терзать ее днями и ночами, если превратятся в чернильные строчки на сероватом листке – увы, на белую бумагу у нее денег нет. Утром она перечитает, поплачет и сожжет дурацкую писульку – можно надеяться, вместе с грустью.
В самом деле, если бы Фред захотел, он бы встретил ее у дверей мастерской или прислал записку.
Может быть, ей уехать? Куда-нибудь, где ничто не будет напоминать про Фреда. Решено! В конце недели она возьмет расчет, рекомендации, и уедет. И ни одной живой душе не скажет, куда.
Усталость ли тому виной (все же помощница модистки чуть ли не целый день на ногах), или и впрямь Дочь Снегов сжалилась, но оставив листок на столе, Катарина уснула, едва забралась под одеяло.
Дик осторожно пробирался по скату крыши. Повезло. Секунда-другая, и его накрыли бы прямо там, у камина, где он осторожно снимал кинжал со стенки. И чем заказчику приглянулся именно этот? В таких дорогих апартаментах и поинтереснее штуки есть. Но нет, ему назвали второй справа, в потертых ножнах с тонкой серебряной окантовкой и рукоятью с гравировкой звезды. Больше ничего наказали не брать. Как был, с кинжалом в руках, он сиганул в окно и замер на карнизе между окнами. Быстро запрятал добычу в заплечный мешок и полез на крышу.