Чудеса не понарошку
Шрифт:
Мефодий понюхал их, чихнул пару раз и отошел в сторону, решив, что если на свете и есть вещи, которые совершенно не интересуют настоящих львов, так это сапоги-скороходы.
– Немножко запылились, - смущенно сказал Авося и принялся очищать сапоги, но скоро Митя увидел, что этого можно было бы и не делать. Наверное, именно так должны были выглядеть сапоги, которые не снимая носили лет сто. Они были рваные, сморщенные и скособоченные, а носы стерты так, как будто сапоги не только носили, но и гоняли ими консервные банки.
Митя так и ахнул.
– Благодарить потом будешь, когда твоя мама оценит их
– Но они же совсем старые, - сказал Митя.
– Ты что! Посмотри, какие подметки крепкие!
– Авося пощелкал ногтем по подошве.
– Они еще о-го-го сколько прослужат! Бери, не сомневайся.
Мите не хотелось обижать Авосю, поэтому он сказал:
– Вообще-то это хорошие сапоги, но маме они будут малы.
Авося с удивлением посмотрел на сапоги, в каждый из которых с легкостью вошли бы две ноги любой мамы и с восхищением сказал:
– Ну и ножищи у твоей мамы! Она, наверное, настоящая великанша! А может, она их разносит?
– Нет, я хотел сказать, они ей будут велики, - поспешно поправился Митя.
– Ну, это ничего, - с облегчением сказал Авося.
– Надо в носок ваты напихать, и они ей будут впору.
– Понимаешь, они не очень-то модные, а мама носит только очень модные сапоги, - отпирался Митя.
– Я-то все понимаю, а вот мама твоя в сапогах ничего не понимает, - авторитетно заявил Авося.
– Но это оттого, что у нее в жизни хороших сапог не было. Это же отличная штука. Настоящие скороходы: одна нога здесь, а другая там. Да ты сам посмотри. Вот попробуй, надень, - уговаривал Митю Авося.
Мите надоело спорить, поэтому он натянул сначала один сапог, потом... Он застыл с открытым от удивления ртом, позабыв про второй сапог, потому что первый куда-то исчез. Это бы еще ничего, если бы он исчез сам по себе, но он исчез вместе с Митиной собственной ногой. Митя протер глаза в надежде на то, что ему это показалось, но, увы, он стоял на одной ноге, а другой как не бывало.
– Ой, - сказал Митя.
– Ой, ой, - повторил он.
– Где же моя нога?
– Что я говорил!
– обрадовался Авося.
– Сапоги-скороходы - это вещь! Одна нога здесь, а другая - там!
– Я не хочу, чтобы другая там. Я хочу, чтобы обе здесь, - сказал Митя.
– Или, на худой конец, обе там.
– Нет ничего проще, - сказал Авося.
– Надень второй сапог.
Мите не нужно было объяснять дважды. Он быстренько надел второй сапог и оказался ТАМ.
Глава 10. Обычный слет
ТАМ Мите сразу понравилось, потому что он оказался на лесной поляне. Со всех сторон поляну окружал светлый березовый лес. Белые деревца тянулись к небу, как будто состязались, кто из них стройнее и выше. Солнце путалось в их кудрях, и от этого они казались еще наряднее и праздничнее. Митя огляделся: ни Авоси, ни Мефодия рядом не было. Настроение у Мити сразу испортилось.
"Ни души, - печально подумал он.
– Хотя бы какая-нибудь букашка или козявочка была".
И вдруг, как по команде, со всех сторон стали слетаться жучки, козявочки, букашки и божьи коровки. Поляна ожила,
"Чего это они все сюда слетаются? Может быть, у них здесь слет?" - подумал Митя и, представьте себе, оказался прав. Вся эта мелюзга стала спешно рассаживаться по листкам.
Мошкара, которая прилетела раньше других, заняла самые лучшие места на лепестках цветов, а прилетевшим следом жучкам и букашкам ничего не оставалось, как довольствоваться местами попроще на листочках и травинках.
Вокруг цветов началась такая толкотня и перебранка, что неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не Майский Жук, который, судя по всему, был здесь главным.
Выглядел Жук очень представительно. Его толстое брюшко было обтянуто мохнатой жилеткой, а коричневые крылышки блестели на солнце, словно атласный пиджак. Он взгромоздился на огромный лист лопуха, рядом с которым рос крупный лиловый колокольчик, громко кашлянул и сказал:
– Попрошу тишины!
Все разом примолкли и уселись кто где был. На одной ромашке оказалось так много сидящих, что стебель не выдержал, она склонилась до самой земли, и букашки роем взвились над цветком. Ромашка спружинила и поднялась опять. Майский Жук строго посмотрел на нарушителей порядка, и жучки поспешили усесться. На сей раз счастливыми обладателями мест на цветке оказались те, кто был побольше и посильнее, а раздосадованная мошкара облепила листки.
– Разрешите считать наш слет открытым!
– торжественно произнес Майский Жук.
Все приветственно захлопали крылышками, застрекотали, зажужжали, загудели и загалдели, и поднялся такой шум, что Майскому Жуку пришлось дернуть за серебристую паутинку, привязанную к колокольчику, где в это время дремал старый Паук. Его не пригласили на слет, ведь он не умел летать да к тому же от старости был глуховат и все равно мало что услышал бы.
Может быть, кто-нибудь подумает, что колокольчик не самое подходящее место для сна, но Пауку оно нравилось, потому что, когда в паутину попадала какая-нибудь мошка, колокольчик начинал дребезжать, как будильник, над самым его ухом, и старичок-паучок бросался за добычей.
Так все случилось и на этот раз. Как только Майский Жук дернул за паутинку, колокольчик зазвенел, все присутствующие затихли, а из колокольчика выскочил заспанный Паук. Он протер глаза спросонья, прошелся по паутине вдоль и поперек и озадаченно почесал затылок: с чего бы колокольчику звонить, если в его сетку-ловушку никто не попался?
"Наверное, померещилось", - вздохнул Паук и вернулся в свое укрытие досыпать. Бедняжка к старости был не только туг на ухо, но еще и подслеповат и даже не заметил, что возле его дома полным-полно народа.
Все это было так забавно, что Митя чуть не рассмеялся, но как раз в это время Майский Жук сказал:
– Сегодня на повозке для у нас три вопроса.
– На повозке для чего?
– спросил Митя.
Никто не удивился ни его вопросу, ни тому, что он попал на слет, как будто это было самым обычным делом.
– Конечно, для трех вопросов, - ответил Майский Жук и продолжал: - Первые два вопроса целиком посвящаются божьим коровкам, поэтому мы рассмотрим их с разных кочек зрения.