Чудеса в кастрюльке
Шрифт:
Но тут поезд подкатил к нужной нам остановке, я вытолкала Ваньку на перрон.
– Глагол ё… говорить нельзя, понял?
– Ё… не глагол, – влез Куприн, – а, на мой взгляд, прилагательное. Я обозлилась.
– Какая разница! Нельзя, и все!
Глава 12
В поликлинике оказалась очередь. Ванька начал сновать между креслами, задевая подлокотники. Люди вздрагивали. Потом мальчишка придумал иную забаву. Он разбегался и с диким визгом скользил по кафельному полу. Издавая оглушительный звук, Ваняша
– Зачем ребенка с собой притащили? И так тошно, а тут он мельтешит. Я промолчала.
– Наверное, оставить не с кем, – ответила девушка, стоявшая у двери в кабинет.
– Один посидит, – ринулась в бой бабка, в силу возраста ненавидящая всех здоровых, веселых и счастливых, – эка беда! Нас родители с года бросали, и в поле. Так мы и избу убирали, и коров доили, и щи варили! Я замуж выходила – все умела, а нонешние! Тьфу, только ноют: «Баба, купи конфетку». Накось выкуси! У меня-то не было ничего, и тебе не дам!
– Поэтому вы такая злая, – вздохнула девушка, – понятно, комплекс нереализованных желаний!
– Сама ты проститутка! – обиделась ничего не понявшая бабка. – Одела юбку по самую не хочу и стоит, сесть боится!
– Идите вперед меня, – предложила нам девушка, когда из кабинета вышел пациент, – что мальчишку мучить.
Я быстро втащила Куприна внутрь и всунула в кресло. Бледный до синевы, муж уставился на аккуратно разложенные никелированные железки и стиснул покрепче зубы. Врач, милая женщина лет тридцати пяти, сказала мне усталым голосом:
– Лучше в коридоре подождите, мужчины при женах всегда капризничают.
Я пошла к двери, слушая, как она приговаривает:
– Ну, ну, откроем ротик, только посмотрю, вот, видите, руки без инструментов. Дергаться не надо, вас плотно привязали, мы мужчин всегда к креслу привязываем, деваться некуда…
В коридоре продолжали ругаться девушка и бабка. Ванька нарезал круги по залу. Его круглая смышленая мордашка была до ушей перемазана шоколадом. Кто-то угостил ребятенка конфетами. Я втиснулась в кресло и попыталась отключиться. Время тянулось, словно скучный урок, каждая минута превращалась в час. Наконец дверь приотворилась, и высунулась медсестра.
– Следующий!
– Ты их пропустила, – взвилась бабка, – ступай взад.
– Сама туда иди!
– Проститутка!
– Старая карга, чего сюда заявилась?
– Зубы лечить, – неожиданно мирно ответила старуха.
– Зачем они тебе, злыдня, манную кашу жевать? – хихикнула девушка и проскользнула в кабинет.
– А где мой муж? – удивилась я. – Он не выходил.
– На топчанчике лежит, – насмешливо пояснила медсестра, – в обморок упал. Ему Нинель Митрофановна укольчик сделала, чтобы зуб вырвать, а он и грохнулся после этого! Да не волнуйтесь, у нас мужики частенько чувств лишаются. Слабые они очень, нежные, не то что бабы. Нам аборт без наркоза – тьфу!
Не слушая глупые речи, я отпихнула
Куприн цвета обезжиренного молока полулежал на кушетке.
– Тебе плохо!!!
– Ужасно, – прошептал муж, потом поднес руку к губам и в страхе воскликнул: – Ой, кровь идет!
– Естественно, – успокоила его докторица, – зуб я все же успела удалить.
– Кровь течет, – затравленно повторил муж, вновь устраиваясь на кушетке.
– Потом перестанет.
– Я умру.
– Вы боитесь крови? Кем работаете? – спросила врач.
– Он служит в милиции, – ответила я, – и ничего не боится!
– О господи, – вздохнула медсестра, – вечно одно и то же! Будешь жить!
– Нет, мне очень плохо, – прошептал Олег, – ноги дрожат, руки не слушаются, спина онемела… Отвезите в больницу.
– Лена, дай ему нашатырь, – приказала врач, потом повернулась ко мне. – Уводите супруга.
– Но ему плохо!
– Это от страха. Будет лежать здесь – еще хуже станет, а на улице в себя придет.
Сгибаясь под тяжестью стокилограммового Олега, я выволокла его в коридор и крикнула:
– Ваняша, пошли!
– Чего с ним? – засуетился мальчик, как всегда, выкрикивая слова во весь голос. – Напился, да? Нажрался, как свинья?
Все сидевшие в зале мигом повернули головы в нашу сторону. Я волокла Олега к двери.
– Ой, как напился, – причитал Ванька, – давай его по балде ё…, он в себя придет. Бабка так всегда с дедом делала, пока тот не помер!
Сами понимаете, что больше всего мне хотелось надавать Ваньке оплеух, но руки были заняты Олегом.
На улице я прислонила Куприна к стенке поликлиники и принялась ловить машину. Но водители, притормозив, наталкивались взглядом на «стекшего» Куприна и мигом нажимали на газ. Издали Олег смахивал на пьяного, и никто не хотел иметь с ним дело. Наконец остановились разбитые «Жигули».
– Куда? – деловито осведомился небритый мужик.
Я обрадованно сообщила адрес.
– Не, – протянул дядька, – далеко, и потом, он чего, пьяный?
– Домой хочу, – заныл Ванька, – жрать охота, замерз весь… А-а-а, спать… а-а-а, жрать…
– Садись, – буркнул водитель, – двести рублей!
Он заломил, на мой взгляд, большую сумму, но делать было нечего. Я втолкнула в салон Олега, посадила Ваньку, рухнула около него на заднее сиденье и вздохнула… Кошмарный вечер подходил к концу, зуб удален, скоро окажемся дома.
Внезапно Олег захрапел.
– Эк твоего папку разбирает, – ухмыльнулся шофер, вертя баранку, – здорово погулял, отдохнул на славу.
– Это не мой папка, – возмутился Ваняша.
– А кто? – полюбопытствовал водитель.
– Сосед мамкин.
– Понятненько, – хмыкнул дядька, – а папка где? В командировке небось?
– Не знаю, – грустно ответил Ваняша, – он от нас сбег, бабка говорит, что папанька у ё… матери за углом живет!
Водитель чуть не въехал в угол дома, потом покачал головой, но ничего не сказал, и дальнейший путь мы проделали молча. Притомившийся Ваняша навалился на меня всем телом, изредка бормоча: