Чудесное лето
Шрифт:
Дарья Ивановна уронила спицы, откинулась к спинке соломенного кресла и исподлобья сквозь очки изумленно посмотрела на ворвавшегося в кухню Игоря.
– Скорей, скорей! Там, в кладовке… Не хочет сдаваться! Говорит: «Пошел вон!» «Ватан!» Понимаете? Ест варенье… Ходит по полкам и ругается, как… не знаю кто.
– Кто ходит?! Кто ругается? Да не тычь ты своей жабоколкой! Шашлык из меня хочешь сделать, что ли… Говори толком.
– Это, Дарья Ивановна, рапира, а не жабоколка… Я ж говорю: разбойник. Там, в чулане, алебарда [23] ,
23
Алебарда – старинное оружие типа топора на длинном древке.
– Тьфу ты, юла какая! Чтоб люди на смех подняли? Давай-ка сюда рапиру. Бери молоток. Чистая фантазия. Держи меня за руку. Пойдем… Какой разбойник варенье есть будет? Голову я ему оторву, а не то чтоб его бояться! Иди-иди, Игруша… Постой…
За дверью кладовки действительно кто-то был. Хлоп! Прорвал пузырь, которым была обтянута одна из банок, сбросил на пол чашку.
– Ага, чистая фантазия? – шепотом спросил ехидно Игорь.
– Ах, леший! Кот, что ли? Да нет, я тут всех котов в окрестности знаю, все сытые, по чужим кладовым не шарят… Иль впрямь бродяжка какой-нибудь за брался? А ну-ка, Игорь, переведи ему, по-французски… Ты, шаромыжник, дурака не валяй! Не то сейчас же по телефону жандарма вызову, руки скрутят и в кутузку… Слышишь? У нас тут полон дом мужчин. Игорь, сними-ка ружье со стены…
– Какое, Дарья Ивановна, ружье? – шепнул мальчик.
– Какое? Это я так, для острастки… Слышь ты, бандитская душа! Переведи ему, Игорь…
Нелегко было Игорю переводить: «шаромыжник», «кутузка», «бандитская душа»… Слова такие все трудные. Однако кое-как перевел.
И в ответ хриплый голос, как и в первый раз, снова коротко и отчетливо отрезал:
– Пошел вон!
Кто первый добежал до усадебных ворот – Дарья Ивановна или Игорь, – трудно сказать. До этого случая Игорь бы и не поверил ни за что, что экономка так здорово рысью бегать может.
Пришло целое войско. Садовник из соседней усадьбы с вилами, живший на перекрестке дорог кузнец с молотом, косивший траву рабочий с косой, хозяин бистро со штопором, прачка с утюгом, дети садовника с садовыми ножницами. Впереди всех Игорь с рапирой, позади всех Дарья Ивановна со своими спицами.
Лестница застонала под грузными шагами. Стучали, словно копыта, сабо, скрипели толстые подметки.
– Вы, мадам, звонили в жандармерию? – спросил солидный садовник у Дарьи Ивановны.
– Звонили… Игорь, переведи. Ох, Господи! Игруша звонил. Сейчас, говорят, лошадей оседлаем и выедем.
– Хорошо, мадам. Дети, отойдите в сторону… Дело может быть нешуточное… Придется взять этого господина медленной осадой. Вы – слева, вы – справа, кто-нибудь пусть станет с оружием на дороге под окном, чтоб он от нас не сбежал…
– Там на дороге уже целая толпа собралась! – закричал Игорь, высунувшись за раму. – Жандармы подъехали! Ура! Два. На гнедых лошадях… Идут сюда.
Садовник приосанился и грозно постучал рукояткою вил в дверь кладовой.
– Эй, вы! Дорожных дел мастер. Назовите ваше имя и сдавайтесь, пока не поздно. Слышите?
– Пошел
– О! Ты так? Ворвался в чужой дом и гонишь вон честных соседей, которые пришли на защиту бедной женщины и ребенка… А вот мы сейчас увидим, кто пойдет вон!
Плотные бравые жандармы попросили всех успокоиться. Отодвинули от двери любопытных детей, отстегнули кобуры, вытащили два увесистых револьвера.
Старший жандарм вежливо обратился к Дарье Ивановне:
– У вас, мадам, ключ от кладовой?
– Затеряла, батюшка, со страху-то затеряла…
Игорь перевел. Жандарм попросил кузнеца сломать замок, но перед тем, обратившись к невидимому разбойнику через дверь, сказал ему несколько внушительных слов:
– Сейчас дверь будет взломана. Если вы, друг мой, сделаете только одно движение по направлению к нам, я прострелю вашу дурацкую голову, как пустой орех. Вы меня понимаете?
– Пошел вон! – равнодушно и нагло ответил за дверью разбойник.
– Ломайте дверь!.. Мы сейчас вам покажем, как надо обращаться с…
Замок звякнул и упал на пол. Дверь распахнулась. Толпа боязливо отхлынула… Жандармы, вытянув перед собой револьверы, бесстрашно шагнули вперед. Где разбойник?
Он сидел на верхней полке и, задрав кверху ногу, не обращая никакого внимания на столпившуюся у дверей толпу, сердито мотал взъерошенной головой и искал блох.
– Да это Жак!! – закричала дочка кузнеца.
– Ну, конечно… – рассмеялась чья-то голова, перегнувшись с приставленной с улицы лестницы в кладовую. – Это Жак, попугай полковника Марьена. Птица улетела еще позавчера, и полковник будет очень доволен, что она жива и невредима. Правда, Жак?
– Пошел вон… – хрипло пробормотал попугай, задирая еще выше ногу.
И рассмеялись все: жандармы с револьверами, садовник с вилами, кузнец с долотом, хозяин бистро со штопором, прачка с утюгом, Дарья Ивановна со спицами. А больше всех смеялся сам виновник тревоги, маленький Игорь.
Глава VII
Когда я буду большой
Бывают такие дни, когда мальчик не знает, что с собой делать. Пошел было Игорь на птичий двор, но у самой проволочной сетки остановился: думал, думал, так и не мог вспомнить, зачем он сюда пришел… Посмотрел на толстую утку, сидевшую в сухом корыте, утка посмотрела на него, и поплелся мальчик в парк через колючую чащу сухих, не пробившихся к свету, сосенок. Продираясь локтями и пыхтя, Игорь вообразил себя паровозом и все не мог решить, куда ему повернуть, когда докатит до широкой аллеи, – направо или налево? Чах-тах-тах! У-у-у…
У аллеи остановился… И направо скучно, и налево не лучше. Перевернул кверху львиными лапами старую скамью – так ведь сидеть удобнее – и «завел машинку». «Завести машинку» – это значит думать о чем попало… Сам вот не знаешь, о чем сейчас думать будешь: о персидском шахе, о Ниагаре или о варениках с вишнями. Ветер шелестит на беседке ржавыми хмелевыми листьями и перелистывает в голове пестрые смешные мысли…
Почему корове никогда не дают молока? Пила бы она свое молоко, ела свой творог и свою сметану, и никакого сена, никаких отрубей ей не надо было бы давать. Очень удобно для хозяйства! И кур бы так кормить… Снесла яйцо, сейчас же яйцо сварить вкрутую, посолить, искрошить помельче и курице на обед. Сама снесла, сама и съешь! Очень выгодно… Жаль вот, что человек сам себя так питать не может.