Чудная деревня. Третья часть. Русалочье озеро
Шрифт:
– Я вас очень люблю, вы моя семья и жива я только потому, что хотела вернуться домой. – Но я очень устала, расскажу вам все что помню, но позже – хорошо. – Мне нужно набраться сил, а то я просто скоро упаду здесь.
Питирим с Анфисой еще пообнимали меня, поцеловали и ушли, наконец, а мы с Любавой только захлопнулась за гостями дверь, синхронно вздохнули облегченно.
– Ох, же ты и врушка стала доченька,– сказала она с хитрецой.
– А что делать,– отозвалась я,– Жить захочешь и с волками запоешь. – А все тайны наши им знать не нужно.
– Да я понимаю все,– вздохнула Любава,– у тебя есть причины не доверять никому. – А мне то главное что ты жива и дома. – Может тебя спать уложить?
– Ну, уж нет, я три года спала, и так по тебе соскучилась, лучше можно, я с тобой да с Прошкой у печи посижу, да вас послушаю.
Мне оказалось сложным, заново привыкать к дому, я боялась оставаться одна и спать тоже боялась. В первый же вечер я попросилась спать рядом с Любавой на матраце, на полу. Но Любава поняла меня и сказала, что мне нужно привыкать к обычной жизни и одна я оставаться не буду. Со мной будет или она сидеть или Прошка, а потом привыкну. Так и сложилось, вечером Любава садилась ко мне на кровать,
– Ох, беда бедовна все равно ведь узнаешь, Андрей твой жениться скоро собрался.
Я прислушалась к своим ощущениям и спокойно сказала.
– И только то, ерунда, правда, мне как то после того что я пережила совсем все равно, я ведь и не спрашивала у тебя как он живет.
Любава вздохнула жалобно.
– Я побоялась тебе сказать, извини, и переживала, что тебе об этом кто чужой расскажет. – Дело то такое.
Я и правда не вспоминала Андрея, он мне казался таким далеким. Как будто все это было совсем не со мной. Гости забегали в наш дом постоянно, обнимали меня и рассказывали мне все новости, но ненадолго, я пока еще сильно уставала от шума и суматохи. Только Питирима я избегала, помня его роль в моей истории, – он это чувствовал, и в один день пришел и сказал, как отрезал.
– Я знаю, что виноват перед тобой.
Любава у печки сдавленно охнула, а Питирим продолжал.
– Выслушай меня, а потом делай выводы, я виноват, и мне крышу снесло, ведь за тем колдуном столько лет охотился. – Он ведь не только мою жену убил, но и ребенка единственного. – Так вот получилось, и не было мне покоя. – Мы вон и Любавой, сколько потом вместе жили и ничего, и другие женщины у меня были, а детей бог больше не дал. – А вот теперь уже и не будет своих детей никогда, старый я уже. – Как только вспомню об этом, так сразу мне голову сносит. – И я уверил себя, что тебе ничего не грозит, а сам рядом был постоянно и то не повезло. – Андрей убил его, а я не успел, да и не справился я с ним бы, сейчас я это знаю точно. – И Андрей твой не так уж виноват перед тобой, это все я поддерживал его в состоянии мести. – Он ведь еще молодой совсем и не мог контролировать себя, а я знал на какие кнопки жать, чтобы его раззадорить. – Так что я кругом во всем виноват. – Даже сейчас, ты ведь уже знаешь о женитьбе Андрея, так вот,– это он из мести делает и для твоей безопасности.
Я улыбнулась, не удержалась, а Питирим вспыхнул как спичка.
– Единственный способ так ему до врага добраться. – Верь не верь, но если Андрей его сейчас не убьёт, то волшебник до тебя по любому дотянется. – Нужна ты ему, и он найдет способ выманить тебя и отсюда. – Ты сейчас злишься на всех нас, я вот только с Андреем разговаривал, и прошу тебя, подумай над этим. – Я и сам его не долюбливаю, но напраслину наводить на него не буду.
–Хорошо Питирим, я не буду торопиться с выводами, но пока мне не до этих страстей. – Правда. – Мне пока все равно на всех мужчин и их страсти, уж прости. – Я за это время равнодушной стала и верю только Любаве, она одна просто меня любит и должна я ей сильно. – Остальное все потом.
Питирим грустно улыбнулся и пожал мою руку.
– У тебя все причины на нас сердиться, поэтому выздоравливай. – И я еще спросить тебя хотел. – Дело в том, что если Андрей заключит новый брак при живой жене, ты можешь забрать себе ребенка. – Андрею он не нужен, он с ним не общается, а мачеха может его погубить.
– Прости Питирим, больше я на эту уловку не попадусь. – Кир мне чужой и никогда родным не станет, к тому же я убила его мать, хоть и не сама, но, – когда, ни будь,– он мне это припомнит. – Габриэль дал слово охранять его и заботится о нем и пусть так и будет. – Родная кровь он для них, а не для меня, и я больше в эти игры не играю.
–Что ж твое право,– разочаровано, произнес Питирим, и, попрощавшись, ушел.
Не знаю уж чего, он от меня добивался, но повторения истории с Киром я не хотела. Я очень полюбила Кира и готова была свою жизнь за него отдать. И именно на этом и сыграли его родственники, сначала забрав у меня ребенка, а потом и использовал меня, как подсадную утку. Я больше не хотела отношений с отцом Кира Андреем и не желала больше никого видеть из их семьи. А ребенок снова мог стать ловушкой и новыми неприятностями для меня лично. Когда Кира забрали у меня, ему не было еще и года, скоро ему исполниться четыре, и это уже совсем не тот малыш, которого я знала. Так что я решила давно, что откажусь от Кира. Мне нужна будет своя семья и свои дети, а для Кира я и так сделала очень много. Подарила ему жизнь во второй раз, этого достаточно, к тому же малыш из очень богатой могущественной семьи, о нем есть, кому заботиться, даже по положению в свете, где Кир и где я. Я и так в свое время ввязалась в эти приключения и чуть не потеряла единственного родного человека Любаву. Ей больше всех досталось в той истории, и сейчас глядя на нее сильно постаревшую и потухшую я понимала, что должна заботиться о ней, а не о чужих мне людях. Но я была шокирована откровениями Питирима и я не злилась на него, понимала, насколько сложно ему было сделать такое признание. К нему я всегда испытывала странные чувства и любила его, считая своей семьей и боялась, зная, что он может и погубить меня
Пару недель прошло, как я вернулась из озера, и за это время я все отогревалась и ела. Желудок мой усох, и я принимала пищу маленькими дозами, а буквально через полчаса была уже жутко голодной. Училась ходить и с тоской поглядывала в окно. Последние годы у нас к концу марта стояли последние крепкие морозы, на улице было солнечно ярко и очень холодно для меня. Анфиса каждое утро приносила небольшую банку молока и следила, чтоб я обязательно пила его. Я чувствовала, что это молоко, Анфиса каждый день наговаривала на мое выздоровление. И хоть злилась, что меня выхаживают как маленькую, но пила. Расстраивать Анфису мне не хотелось, да и самой хотелось быстрей встать на ноги. Раньше никогда не задумывалась над тем, что все наши крутые маги бездетны, или потеряли, пережили своих детей. Я оказалась единственной за очень много лет, кого они приняли и получается, что и удочерили. Это приятно, но все – таки очень утомительно. А с другой стороны, была счастлива, что сейчас я дома в большой семье и была благодарна всем им за заботу.
Но вот, наконец, зима отступила, и пришло тепло, сугробы вокруг деревни стали стремительно таять. Солнце уже не только ярко светило, но и грело, и, я стала, тепло как капуста, в несколько слоев одежды надевшись, и с одеялом в руках выходить на крыльцо. Садилась на ступеньку закутывалась в одеяло и грелась как старушка на солнышке, стараясь впитать исходящий на меня свет. И пока я сидела на крыльце, ко мне по одному приходили все наши жители. Я даже подумала как то, что очередь у них расписана на мое посещение, пока сидела на крыльце, никогда не оставалась одна. Но я была рада им всем. Каждый из них мне рассказывал новости за прошедшие четыре года и забавно, что никто не повторился,– ну у каждого важные события конечно, свои. Объединяло рассказы всех одно, и – за моего проступка, несколько лет в деревне колдунов жизнь была непривычно насыщенной и шумной. Но я уловила, что это встряска им пошла на пользу, заставив себя почувствовать молодыми, нужными, и все они были готовы к новым приключениям и защите наших семейный ценностей. Для меня было главное, что все они не держали на меня зла, радовались, что я жива, и, как и раньше всегда готовы стать на мою защиту,– одним словом они все моя семья и мне от них никуда не деться. Да я иногда злилась на них, даже побаивалась, но любила их всех так же, семью не выбирают, а мне все – таки повезло. Потихоньку я стала себя чувствовать гораздо лучше, только дар мой спал, и я даже беспокоилась, вернется ли он. Любава теперь топила баню раз в три дня, загоняла меня на верхнюю полку и давала отлежаться прогреться, затем поила отваром и в кровать. К концу апреля я уже дома двигалась свободно и взялась за домашнюю работу, хотя и Любава спорила со мной. Но мне это было необходимо, невозможно сидеть целыми днями без дела и я как в детстве потихоньку взяла на себя уборку дома и мытье посуды. И хоть была я пока еще медлительной и то, что раньше делала буквально за час, то сейчас ухитрялась растянуть на весь день. И все равно я была довольна своими успехами и чувствовала себя живой. Я еще не видела, как выгляжу, Любава спрятала от меня большое зеркало. Но мне уже было любопытно, хотелось узнать, насколько же я изменилась, и когда она была занята во дворе, я с трудом выволокла зеркало, стоявшее за спинкой ее кровати. Прислонила с большим трудом его к стене, разделась догола и стала разглядывать себя внимательно. Я чувствовала, что поправилась за то время что нахожусь дома, но в зеркале я пока видела только незнакомку, лишь чуть похожую на меня прежнею, тень от меня. М да, конечно, худоба была устрашающей, то есть если бы я увидела со стороны такой ходячий скелет, то точно бы напугалась, И это я дома почти месяц и набрала вес, – даже не представить то страшно и невозможно какой же я пришла. Ничего, были бы кости, а мясо нарастет, я еще раз оглядела себя и удивилась, – на теле не осталось ни одного шрама, а было их у меня много. Грубый шрам был на подбородке, это я еще маленькой, когда я жила у бабушки то, упав с санок, проехалась лицом об лед. А коленки то у меня и не заживали никогда, и Любава глядя на шрамы, которые их украшали хронически, всегда расстраивалась, говоря мне с упреком.
– Ну как же ты короткие платья то носить будешь, как мальчишка ведешь себя?
Кроме коленок был некрасивый хоть и небольшой шрам на локте, тоже, когда то упала в лесу, разодрав глубоко руку. У многих людей к взрослой жизни скапливается множественно ненужных отметин на теле, и я не была исключением. Теперь же моя кожа была мраморно – белого цвета, гладкая и никаких шрамов, пятен, или родинок. Я хоть и чувствовала, что мышцы мои слабые, но внешне этого было незаметно, кожа нигде не провисала и была непривычно плотной, даже можно сказать натянутой. В росте я осталась прежней, а вот костяк у меня стал как в двенадцать лет, и я была похожа сейчас на угловатую неоформленную девочку подростка. Поэтому – то все вещи мне были большими, и Любава их сильно ушила,– но это я не похудела, а изменилась. Значить это влияние источника с живой водой, хоть я была в нем меньше всего, но он успел омолодить мой организм. Я расстроилась, и так молода, а сейчас вынуждена буду жить с телом вытянувшегося подростка акселерата. Погладила непривычно узкие бедра, и провела рукой по тому, что раньше было моей грудью. Теперь вместо груди у меня были, ну даже и не знаю, как назвать,– прыщи, наверное. Ладно, грудь вырастет до прежних размеров, стала утешать себя я, главное жива, и скоро буду абсолютно здоровой. И еще глядя на себя, я поняла, что теперь буду взрослеть гораздо дольше, и, не выдержав рассмеялась, представив себе лицо Андрея,– если бы он меня сейчас видел, да удивился бы точно. То-то что он меня совсем не волнует как мужчина, видимо, и эмоции и сексуальные желания должны подрасти со мной. А вот волосы, побывав в источнике стали невероятно густыми и длинными, заплетенная коса касалось щиколоток. Нужно будет, как то уговорить Любаву, да немного остричь. Мне тяжело ходить с такой красотой, и выглядит такая коса непривычно и слишком привлекает внимание, в обычной жизни таких волос не бывает. Все не так страшно, и я знала, что теперь, когда остатки яда выйдут из меня, то буду самой здоровой девушкой на планете. Вот уж не знаю насколько это хорошо,– но мне с этим жить. И я поставила рекорд нахождения в источнике, и сравнивать свои ощущения мне не с чем, ведь не слышала никогда больше что бы в русалочьем озере кто то мог прожить больше трех дней . И тут же подумала, нужно все записать, мало ли вдруг, пригодиться, на будущее.