Чудо десяти дней
Шрифт:
Дейкин направился в коридор и положил руку на обесцвеченные дубовые перила.
— Джип! — закричал он. — Немедленно приведи его сюда!
Но Джип ничего не ответил.
— Джип!
В басовитом реве шефа полиции улавливались нотки паники.
Джип опять не отозвался.
— Боже мой, — ахнул Дейкин и повернулся к собравшимся. Его лицо было похоже на комок белой глины.
Потом он бросился на лестницу и все последовали за ним.
Полицейский лежал, распростершись, у запертой двери в студию Говарда с пурпурной ссадиной на левом ухе и полусогнутыми длинными ногами, как будто он пытался заставить себя подняться.
Оружия в кобуре на поясе у него больше не было.
— Он ударил
Дейкин постучал в дверь.
— Заперта.
— Говард! — заорал Эллери, но Шалански отодвинул его своим плечом и выкрикнул:
— Ван Хорн, откройте дверь, да поскорее, черт бы вас побрал!
Однако никто не открыл им дверь.
— У вас есть ключ, мистер Ван Хорн? — задыхаясь, выпалил Дейкин.
Дидрих бессмысленно взглянул на него. До него не дошла суть столь простого вопроса.
— Нам придется ее взломать.
Они собрались в нескольких футах от двери и приготовились общими усилиями сорвать ее с петель, когда раздался выстрел. Один-единственный выстрел, в сопровождении какого-то металлического звука. Очевидно, что-то упало на пол.
Звук был не тяжелее, чем от падения человеческого тела. Они тут же взломали дверь и ворвались в студию.
Говард висел на центральной перекладине высокого деревянного потолка. Его руки раскачивались, с запястий еще стекала кровь, и на полу образовались два маленьких красных озера.
Он перерезал себе вены резцом, забрался на стул с веревкой, найденной среди скульптурных глыб, привязал ее к перекладине, туго затянул оба конца на шее и выбил из-под ног стул. А потом вставил в рот под острым углом дуло полицейского ружья и спустил курок. Пуля 38-го калибра разорвала ему нёбо и, вылетев наружу, разнесла в клочья затылок — от макушки до шеи.
Прокурор Шалански скорчил гримасу, вытащил пулю из деревянной балки, куда она в конце концов угодила, и завернул ее в свой носовой платок.
Следователь Грапп заметил:
— Он явно хотел умереть наихудшим образом.
Пластилин, глина, каменные куски устилали пол студии, и Уолферт Ван Хорн взвизгнул, споткнувшись о большой обломок Юпитера. Он упал и вывихнул себе лодыжку.
Репортеры не медлили, и в тот же день местные газеты были полны сенсационными новостями.
Как сказал инспектор Квин: «Убийство, секс и Бог — для издателей этот случай настоящий подарок, о котором они могли только мечтать».
Любопытно, что подробный рассказ Эллери, посвященный десяти заповедям, тоже просочился в прессу, которая, естественно, клюнула на такую приманку. С тех пор он боялся открывать газеты, пестревшие заголовками. «ВЕЛИЧАЙШЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ЭЛЛЕРИ КВИНА», «ДЕСЯТЬ УДАРОВ ЗНАМЕНИТОГО СЫЩИКА», «УБИЙЦА — ЛЮБИТЕЛЬ МОЗАИКИ ВСТРЕЧАЕТСЯ С МАСТЕРОМ», «СЫЩИК ИДЕТ ПО СЛЕДУ ДУРНОГО ЧЕЛОВЕКА С ХОРОШЕЙ КНИГОЙ», «Э. К. ПОБИВАЕТ СВОИ РЕКОРДЫ» — вот лишь немногие названия и подзаголовки, заставлявшие его корчиться от боли. Полосы вырезок из американских и канадских газет белели на полу его комнаты, пока инспектор Квин не догадался потратить свои нелегко заработанные деньги на покупку альбома для прославленного сына. Характерно, что эта идея пришла в голову инспектору, а вовсе не его сыну. За последующие три недели к их дому проторило дорогу множество умных людей, как, впрочем, и дураков, а телефон в квартире Квинов звонил без перерыва. К Эллери являлись журналисты и брали у него интервью, его осаждали писатели-мистики, принося уже напечатанные саги о деле Ван Хорнов, и просили только, чтобы мэтр перелистал их, одобрительно кивнул и смиренно принял в дар их произведения, немного подсократив подробности. Редакторы журналов звонили ему и присылали телеграммы, а фотографы делали снимки его двери. По меньшей мере два представителя рекламных агентств надумали увековечить его открытие, назвав в первом случае
По-видимому, они решили, что шумиха вокруг дела Ван Хорна поможет быстрой реализации их товаров. Радио тоже, не желая отставать от прочих, предложило мистеру Квину провести в субботу передачу под названием «Священная Библия против Говарда Ван Хорна». Кроме Эллери, в ней должны были участвовать пастыри, представлявшие протестантскую и католическую церкви, и иудейский раввин. В дополнение ко всему этому он столкнулся с целой армией газетных «точильщиков топоров», которым не терпелось обстругать фигуру «известного сыщика», придав ей еще более героические очертания и получив за свои труды баснословные гонорары. Эллери сурово пригрозил неведомому болтуну, отдавшему в печать свой вариант истории о десяти заповедях, что сам, без малейшего сожаления, «обстругает» его. Несколько месяцев спустя он клятвенно уверял, что этим болтуном оказался доктор Корнбранч, и мотивировал его поступок некоей труднопостижимой высшей психологией. Но инспектор Квин сумел утешить сына. Не собираясь ни о чем умалчивать, отметим также, что по окончании девяти дней чудес мистер Квин заглянул в записную книжку инспектора, раздувшуюся до невероятной толщины. Теперь он смог это сделать, не опасаясь, что его поймают за предосудительным занятием. Он провел опыт, бросив на записи свой прекрасный, глубокий взгляд, проникавший порой в сердца самых убедительных скромниц, и даже дочитал до конца отрывок из журнальной статьи, где его назвали «мальчиком-чудотворцем с Западной Восемьдесят седьмой улицы, поставившим необычайный спектакль».
И все же никто из журналистов, описывавших лихорадочную интерлюдию в карьере Квина, не смог превзойти гения словесных формулировок. Этот репортер опубликовал статью в одном из наиболее изысканных журналов, озаглавив ее: «Дело шизофреника-библиоманьяка». Он отчеканил фразу, позднее вошедшую в словарь по криминалистике.
Новоявленный Эйнштейн определений сослался на мистера Квина как на человека, которого отныне надлежит называть «детективом десяти заповедей».
Итак, закончилась Книга мертвых и началась Книга живых.
Часть вторая
ДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ ЧУДЕС
То было бы десятидневным чудом
Днем дольше, чем пристало длиться чуду…
День десятый
Его добычей был человек, и он прокрался в нижние земли беззакония с волшебным оружием, возвышаясь в славе после каждой кровавой погони. И еще ни разу не видели злодеи охотника более свирепого, или более хитрого, или более готового собрать и уложить свои трофеи. Ибо это был Эллери, сын Ричарда, умелый ловец перед Законом, и никто не мог с ним сравниться.
Год, последовавший за tour de force [21] дела Ван Хорна, без преувеличений можно было назвать самым хлопотливым и отмеченным блестящими удачами в карьере Эллери. Уголовные дела стекались к нему со всех концов света, и ему пришлось немало поездить, иногда пересекая океаны. За этот год он дважды посетил Европу, совершил одну поездку в Латинскую Америку и одну — в Шанхай. Его видели в Лос-Анджелесе, Чикаго и в Мехико. Инспектор Квин жаловался, что он с таким же успехом мог сделать из сына не сыщика, а циркового конферансье, до того редко они теперь виделись. А сержант Вели по привычке отставал на десять шагов от Эллери по пути к полицейскому управлению и, опомнившись, поворачивал назад.
21
Ловкое раскрытие (фр.).