Чудо пылающего креста
Шрифт:
— Это решил ты, остальные же только согласились.
— Мы выиграли, поскольку сделали то, чего противник от нас не ожидал.
Хмурое лицо Дация слегка просветлело.
— Итак, мы выберем путь, неожиданный для врага — в данном случае для Галерия и его наемных убийц. Но какой именно?
— Так ведь ты, кажется, должен знать эту местность, — сказал Константин. — Надеюсь, что ты мне подскажешь.
— Тогда нам лучше засесть за карты.
Даций, покопавшись в углу комнаты, извлек на свет цилиндрический футляр, в котором всегда носил свои бумаги. Час спустя они оба с одинаковым
— Значит, решено?
Константин утвердительно кивнул головой.
— Галерий уверен, что мы поедем дорогой на северо-запад, в прежнюю его столицу Сирмий на реке Саве, там, где она впадает в Дунай, а оттуда прямо на запад через альпийские перевалы в Галлию и в Треверы. Как раз теперь он, наверное, шлет приказ своим приспешникам в Сирмии, чтобы они устроили нам засаду где-нибудь к западу от этого города.
— Уж они это организуют как следует, можешь мне поверить, — согласился Даций, — Но мы еще посмотрим, чья возьмет. А теперь нам бы как следует выспаться. Завтра предстоит долгий путь.
Константин проснулся оттого, что почувствовал на плече чью-то руку; о том, сколько сейчас времени, он не имел ни малейшего представления. Он быстро перевернулся на другой бок, инстинктивно потянувшись к гвоздю, на который повесил свой меч, но рука его опустилась, когда в свете луны, льющемся сквозь единственное окно кубикулы, Константин узнал лицо главнокомандующего Лициния.
Лициний, заметил он, был без оружия. Сообразив, что, какова бы ни была цель этого ночного визита, нападением тут и не пахнет, Константин сел на своем тюфяке.
— Говори только шепотом, — предупредил Лициний, — У меня письма, которые ты должен доставить отцу. Август Галерий перед сном выпил больше нормы и уж наверняка не скоро проснется. Я думаю, вам следует отправиться пораньше.
— Насколько пораньше? — Константин не мог не заметить ударения на слове «следует».
— Да прямо сейчас. Центурион Лонгин седлает двух лошадей. Они будут готовы, как только вы соберетесь. Да хранят вас Юпитер и Митра.
Рука ночного гостя уже лежала на ручке двери, когда Константин полюбопытствовал:
— А почему вы это делаете для меня?
— Мы с твоим отцом давнишние друзья.
Он ушел, и Константин, не теряя ни минуты, разбудил Дация и рассказал ему о странном визите.
— Лициний — порядочный человек, — говорил центурион, поспешно одеваясь. — Галерий явно намеревался задержать тебя еще на один день — сослался бы на то, что письма еще не готовы, — чтобы его посланцы, которых он отправил вперед, уж наверняка бы вовремя добрались до Сирмия и успели бы все подготовить для нашей «встречи».
— Хотел бы я посмотреть на его физиономию, когда он узнает, какой мы выбрали путь, — говорил Константин, цепляя к поясу меч и снимая с гвоздя свой плащ. — Но к тому времени мы уж должны быть в Треверах, в целости и сохранности.
4
Спустя немногим более двух недель Константин стоял в верхнем этаже гостиницы на окраине итальянского города Неаполя, нетерпеливо ожидая возвращения Дация: он должен был выяснить, проживает ли госпожа Фауста там неподалеку, в загородном доме своего отца, в чудесном местечке в Кампании. Как он и предвидел, Даций так и вскипел, узнав о действительной причине включения Неаполя в их маршрут, утверждая — и не без веских оснований, — что Константину пытаться встретиться с Фаустой после категорического запрета Максимиана было бы просто глупо.
В конце концов у Константина не оставалось никакого выбора, кроме как приказать Дацию разыскать Фаусту или хотя бы попытаться узнать, где она, и седовласый центурион отъехал, держа спину жестко и прямо, словно проглотил копье. Хуже того, Константин в глубине души понимал, что Даций прав, но быть рядом с Фаустой и не пытаться увидеть ее стало для него равносильно тому, чтобы иметь крылья и не, полететь над Альпами туда, на север, в Галлию.
Чтобы не думать о Фаусте, Константин мысленно обратился к событиям прошедших недель, начиная с того момента, когда они с Дацием так поспешно посреди ночи уехали из Никомедии после посещения их Лицинием. Покидая столицу, они пробирались по узким и в основном немощеным улочкам, и тем самым им удалось остаться незамеченными.
Первую часть пути они следовали по маршруту императорской почты, по которому осуществлялась скорая перевозка официальных документов и между Никомедией и Сирмием. Официальная сеть дорог через каждые двенадцать римских миль предлагала путнику почтовые станции, где можно было сменить лошадей и раздобыть пропитание. Как правило, две такие станции располагались между каждыми двумя гостиницами, где путники могли провести ночь. Но поскольку можно было свободно достать повозки с постелями и кушетками, на которых едущие могли отдыхать, многие по срочным делам ездили день и ночь.
Дороги тщательно размечались стандартными мильными камнями, цилиндрическими по форме и установленными на квадратных основаниях. Их охраняли и приводили в порядок старшие чины центурионского состава, так называемые бенефициарии, с тем чтобы путешествующие чувствовали себя на дорогах в безопасности, кроме таких районов, как Альпы. Каждый мильный камень снабжался именем, титулом и годом начала правления императора, при котором он был поставлен, а также цифрой, указывающей расстояние от ближайшего города. Поэтому на этих дорогах путешествующим сбиться с пути было довольно трудно.
Поменяв на почтовых станциях несколько раз лошадей, они переправились на пароме через узкий пролив Боспор, или Бычий Брод, названный так на основании греческой легенды об Ио, которая якобы переправилась в этом месте в виде коровы. Пересев на свежих лошадей в одной из гостиниц на северном берегу, они той же ночью поехали в сторону Адрианополя и ближе к утру немного поспали, завернувшись в плащи, у ручья, давшего лошадям воду и сочную траву.
К рассвету они уже снова скакали верхом и вечером четвертого дня попросили номер в гостинице в Адрианополе. Там они плотно поели после довольно скудного питания по дороге и, объявив заполнившему гостиницу люду, что завтра отправятся дальше на северо-запад к Сирмию, вернулись к своим тюфякам, попросив разбудить их за час до рассвета.