Чудо

Грушевицкая Ирма

– Ты - красавица, - повторяла она, поглаживая свой округлившийся животик.

Они с Николасом ждали первенца, который должен был родиться в начале весны. С успехом закончив юридический факультет университета, мой брат вернулся в Сан-Франциско, устроился на работу в престижную адвокатскую контору и женился на Джулии. У них была своя небольшая квартирка в центре города, но, когда Джулз забеременела, ребята вернулись в наш дом: для здоровья будущей мамочки было лучше жить в зелёном районе.

– Ох, брось!

Я

никогда не любила подобных разговоров, и всё ещё не понимала, почему мальчики приглашают меня на свидания. С каждой неделей их становилось всё больше, но я не была заинтересована в каких-либо отношениях. В моём сердце жил только Том.

– Ты что, глупая, не замечаешь, как парни на тебя смотрят?

– Не замечаю.

– Я послала Тому твою фотографию. Он сказал, чтобы мы смотрели за тобой во все глаза.

– Ты послала Тому мою фотографию? – вскинулась я. – Какую?

– С вечеринки на Хеллоуин.

Я моментально побледнела.

В тот день Джулия буквально заставила меня нацепить костюм развратной певички из кабаре: корсет, колготки в сеточку, пышная юбка, открывающая спереди ноги до узких чёрных трусиков, плюс вызывающий макияж и безумный начёс на голове – это был настоящий бредовый кошмар.

Застонав, я закрыла лицо руками.

– Ты что, - засмеялась Джулия, - до сих пор по нему сохнешь?

От стыда я готова была провалиться под землю. Я жутко злилась на Джулию, а ещё больше на себя, потому что ничего не могла с собой поделать – я была отчаянно, безнадёжно, на веки вечные влюблена в её брата.

Том редко приезжал домой, а последнее лето и вовсе провёл в Нью-Йорке. Он заканчивал экономический факультет, его успехи были настолько грандиозными, что с третьего курса Тома пригласили пройти практику в одной из финансовых корпораций, куда позже он и устроился работать.

Обо всех его успехах я узнавала со стороны, страшась задавать прямые вопросы. Иногда Джулия сама заговаривала о брате, всё ещё подшучивая над моей детской влюбленностью, которую я всячески отрицала.

– Ничего я не сохну. Просто в следующий раз, когда соберёшься кому-либо посылать мою фотографию, лучше спроси меня.

Мне было восемнадцать. Тому двадцать три. Конечно, я понимала, что у него были девушки – не могли не быть. Однажды он привёз одну на День Благодарения. Не помню, как её звали: в памяти остались только светлые волосы, крупными локонами падающие на плечи, и то, как Том с ними играл. Они сидели на диване в нашей гостиной. Его рука была на спинке, голова девушки лежала на плече Тома. Беседуя с Ником, он рассеянно накручивал на палец эти золотистые локоны. Как под гипнозом, я смотрела на его пальцы, не в состоянии отвести взгляда от этой мучительной картины. Тогда я сказалась больной, и под рассеянную улыбку Тома поспешила убраться к себе.

Я честно пыталась его забыть. Начав принимать приглашения на свидания, я старалась получать от них удовольствие. Но пару раз врезав зарвавшимся кавалерам по физиономии,

когда они пытались сделать нечто большее, чем было дозволено, я бросила это дело, и забила на свидания. Да и парни больше не рвались: видно те, которые до того решились за мной приударить, поделились своими впечатлениями. В попытках отвлечься от мыслей об Томе, я сосредоточилась на учебе и неожиданным образом окончила школу в числе лучших учеников. Подав заявления в несколько университетов, в том числе и Нью-Йоркский, я получила положительный ответ.

Родители долго не соглашались на мой переезд на Восточное побережье. Но неожиданно меня поддержал Ник.

– Да ладно вам! Наша кнопка давно зарекомендовала себя серьёзным человеком. Справится.

Отец только качал головой, и просил всегда держать под рукой газовый баллончик. Мне тоже было страшно уезжать, буквально тошнило от неизвестности, но справиться со своими страхами позволяла единственная мысль: я ехала в город, где жил он.

Разумеется, Тому сообщили, что я буду учиться в университете Нью-Йорка, и, по словам Ника, он договорился взять надо мной шефство. Хотя бы, на первое время. Только на этих условиях, заручившись поддержкой Картеров-старших, меня и отпустили.

Том встретил меня в аэропорту. До этого мы не виделись около двух лет, и он не сразу меня узнал. Его взгляд скользил по выходящим из зала прилёта, на секунду задержался на мне и снова обратился к двойным стеклянным дверям. Пришлось его окликнуть.

– Том.

Он резко повернул голову в мою сторону, и моментально нахмурился, видимо, пытаясь соотнести мой привычный образ и тот, что видел перед собой.

– Вики? – неуверенно переспросил он.

Я растерянно пожала плечами и смущённо улыбнулась.

– Боже мой!
– Том рванул ко мне и тут же заключил в объятья. – Ничего себе! Как ты выросла! Я тебя не узнал.

– Я заметила, - весело засмеялась я, когда он расцеловал меня в обе щёки.

Это было настоящее счастье – стоять рядом с ним в переполненном аэропорту и, будучи крепко прижатой к его груди, смотреть в эти удивительные синие глаза.

– Ты красавица, чудо! Я аж обалдел! – Том пожирал меня взглядом, всё ещё широко улыбаясь, а я плавилась от счастья и растекалась лужицей. Спасибо, спасибо, Боже!
– Идём, Тереза держит такси. Мы бы год стояли в очереди.

Моя сказка закончилась, так и не начавшись.

Я узнала эти золотистые локоны. Когда мы подошли к девушке, Том приобнял её и слегка подтолкнул ко мне.

– Вот, Тереза, это Виктория O’Брайан, сестра Николаса. Теперь вспомнила?

– Вспомнила, вспомнила, - засмеялась девушка, и по-дружески меня обняла.
– Привет, Виктория. Как долетела?

– Спасибо, хорошо. – По сравнению с нежными колокольчиками, звучавшими в её голосе, мой прозвучал, как воронье карканье.