Чудовище Боссонских топей
Шрифт:
Тело шевельнулось. Я не сразу обратил на это внимание, поскольку был погружен в горестные думы. Однако тело недовольно задергалось, и с этим я был вынужден считаться. Конан приоткрыл глаза.
— Кода… — позвал он меня.
Слезы немедленно потекли у меня по щекам.
— Все в порядке, — сказал я. — Я здесь. Враги уничтожены.
У него дернулся рот.
— Лежи тихо, — сказал я. — Только вот что. Как ты считаешь, кто-нибудь должен знать, что ты живой? Хочешь, я тайно унесу тебя в лес?
Вообще-то я даже поднять его не смог бы, но в тот момент я от
Под стенкой опять свистнули. Я поднял палец и сказал вполголоса:
— Пойду на разведку. Не нравится мне этот свист. А ты лежи, прикидывайся мертвым. У тебя великолепно получается.
Я на цыпочках двинулся к выходу. Проклятая дверь так заскрипела, что все мои предосторожности тут же полетели к черту. Я выругался, помянув кости пророка Фари, и уже не таясь вышел из дома.
У стены я увидел странную компанию. Для начала, там был Гримнир, так что я рано обрадовался его отсутствию. Он сидел на корточках спиной ко мне и что-то разглядывал. От него во все стороны плыли волны восторга, но что именно привело его в такое расположение духа, я не мог понять.
На шатком чурбачке, прислонившись спиной к стене избушки, сидела замарашка Эрриэз и жадно кусала хлеб, намазанный медом. Мед стекал по ее локтям, и она время от времени обтирала его пальцем, после чего облизывалась. Над Эрриэз летала оса. При виде меда мне стало дурно.
А перед Гримниром и лесной девчонкой стояло печальное существо с обвисшим носом и уныло опущенными уголками коричневых глаз. Лицо у существа было узкое, как лезвие, спутанные зеленые волосы падали ему на плечи. Я сразу почуял, что это нечто вроде гнома, и начал прикидывать, кто из нас двоих могущественнее.
Гримнир обернулся и в знак приветствия оскалил все свои зубы. Я предположил, что это улыбка, и криво ухмыльнулся в ответ.
— Привет, Кода, — сказала Эрриэз, догладывая свой хлеб.
Я настороженно переводил взгляд с одной сияющей физиономии на другую. Не нравились мне их рожи. Особенно та, гномья. Я пожал плечами и плотнее завернулся в свой плащ, хотя уже становилось довольно жарко.
— Ну, как там Конан? — спросил Гримнир. — Спит еще?
Я отмолчался. Эрриэз слезла с чурбачка, потерла затекшую ногу и устроилась в траве. Все трое, включая зеленого гнома, опять склонились над чем-то, что их так восхищало. Я не выдержал и заглянул в их тесный кружок, подсунув голову под локоть Гримнира. Но ничего толком разглядеть не успел, потому что Гримнир немедленно ущемил меня своими ручищами и загоготал, помирая от удовольствия.
— Негодяй! — придушенно заверещал я. — Пусти! Клянусь гневом Зират, Гримнир, тебе не поздоровится!
Великан хрюкнул и сдавил меня еще сильнее. В глазах у меня потемнело.
— Отпусти его, — произнес тихий, печальный голос. — Не сходи с ума. Ты же все-таки не тролль.
Меня выпустили. Я сел, плохо соображая, и потер помятое ухо. Зеленое существо смотрело прямо на меня, причем смотрело участливо.
— Он вас не поранил? — спросило оно. Я покачал головой.
— Вы должны его извинить, — произнесло существо и с оттенком легкого превосходства
— Познакомься — это наш травяной, — сказал Гримнир, указывая пальцем на зеленое создание. — Дух зеленой растительности. Он редко показывается людям.
И насмешливо присвистнул.
И кто-то свистнул ему в ответ. Я вспомнил, что именно этот звук и разбудил меня.
— Кто это там свистит? — спросил я, и вдруг меня осенила догадка. — Уж не Лагуста ли?
— Она самая! — ответил Гримнир, с любопытством ползая по мне взглядом. — А ты уже и с Лагустой знаком?
— Я видел ее на болоте, — сказал я. — Зачем вы ее поймали?
— Это подарок герою, — сказал травяной своим унылым голосом. — От благодарных духов Боссонских топей, избавленных им от Чудовища. Лагуста засвистала расхлябанную кабацкую песенку ветеранов. У нее это здорово получалось.
Она даже фальшивила на тех же нотах, что и Конан. Гримнир заржал от восторга и принялся тыкать в Лагусту своим корявым пальцем. Послышался плеск, и рыба замолчала.
— Уйди от невинной твари, Один, — сказал травяной. — Ты сам по себе уже стихийное бедствие.
Гримнир поднялся на ноги и шагнул прочь.
— Тебя же не гонят, — крикнула ему в спину Эрриэз. — Останься. Только рыбу не трогай.
Гримнир обиженно сказал от порога:
— А мне неинтересно, если не трогать. И ушел в дом.
— А что, — спросил я травяного, — Конан действительно зарубил эту гадину?
Травяной кивнул и для ясности добавил:
— И весть об этом подвиге разнеслась далеко по лесу. Желтое тело змея разлагается под деревом, и края ран, нанесенных мечом, почернели от яда… Лесной народ хотел приветствовать героя букетом цветов, но, к счастью, я успел остановить это злодеяние. Нельзя убивать траву и зеленые растения. Рано или поздно это закончится гибелью всего живого…
— Чудовище убито, — задумчиво проговорила Эрриэз, — но это только начало. Я не думаю, что Боссонские топи станут когда-нибудь процветающей землей. Отравленная почва не скоро оправится. И людей здесь осталось мало. Те, что ушли, вряд ли вернутся, — добавила Эрриэз.
Лагуста лихо плеснула хвостом в деревянном ведерке. Травяной осторожно прикрыл ее плетеной крышкой, чтобы она не выскочила на траву.
— Как вы думаете, Кода, — спросил он очень вежливо, — герою понравится дар?
— Понравится, — сказал я. — Только вот она не сдохнет, Лагуста Свистящая Рыба? Эрриэз говорила, что Лагусты в неволе дохнут.
Травяной покачал головой, размахивая свисающими на плечи зелеными прядями.
— Эрриэз славная девушка, — сказал он, — только глупенькая. Ни одно существо не сдохнет, если за ним как следует ухаживать и любить его.
Я представил себе, как мы с Конаном топаем по какому-нибудь бурелому, держа в руках ведро с Лагустой. Потом мысленно перенесся в пустыню и понял, что Лагусте не жить.
— Знаешь что, — сказал я, пытаясь перейти с травяным на «ты», — пожалуй, лучше всего будет выпустить ее обратно в болото.