Чудовище и красавец (сборник)
Шрифт:
Так что криворукий строитель – далеко не первый, кто ожидает от меня дурного глаза и даже темного колдовства. Вот только, в отличие от настоящих ведьм, каковых в нашем королевстве не так уж и мало, мне устроиться в этой жизни совсем не просто. Никто не желает терпеть рядом с собой такое уродство. И предыдущая моя работа, проектирование первого в городе четырехэтажного здания, – случайное исключение из общего правила.
Я извлекла из сумки конверт, вытащила на свет купюры (держала крепко, чтобы не унесло ветром) и пересчитала. Вышло даже не за пять дней, а за шесть, полную рабочую неделю. Дорон постарался.
Так было не всегда, но за долгие годы я привыкла к тому лицу, которое смотрело на меня из зеркала. Привыкла к морщащимся и брезгливо кривящим губы людям. Меня скорее могла удивить реакция таких, как Дорон. Она была неожиданной.
Спрятав деньги обратно в сумку, я снова посмотрела на воду. Прыгнуть, что ли?.. Впрочем, это я так, несерьезно. Поживем еще. Прыгнуть всегда успею – если уж совсем никакого выхода не останется.
Я оттолкнулась от перил и побрела по мосту вниз к своей, западной, части города. Домой не спешила: сейчас мне вообще торопиться некуда. Вместо этого села на скамейку в одном из своих любимых скверов, достала припасенную заранее булку и принялась кормить голубей. Они привычно слетелись, стоило мне занять давно облюбованное место.
Скорее механическими, чем продуманными, движениями я стала разбрасывать в разные стороны куски булки. Нельзя сказать, будто я была погружена в раздумья. Голова, напротив, казалась пустой, словно грустные мысли не могли проникнуть сквозь инстинктивно выдвинутый барьер. Зато эмоции не покидали ни на секунду. Вот только нестабильное душевное состояние напоминало огромный маятник, который методично отшвыривал меня то к меланхолии, то к нецензурщине.
Последние кусочки раскрошившейся булки я забросила подальше, воробьям, которым не удалось миновать более крупных птиц и пробиться в хлебные (в прямом и переносном смысле) места. Потом встала, отряхнула платье и, перекинув сумку через плечо, продолжила неспешно двигаться в сторону дома.
Я уже вышла из сквера, но все еще шагала вдоль забора, когда увидела пса. Крупный, лохматый, со свалявшейся светлой шерстью, он смотрел на меня, одиноко стоя на пустой улице. Никакого намека на ошейник. В глазах – доверие с легкой примесью испуга. И тоска. Вот такая гремучая смесь.
Приблизившись, я замерла на месте и осторожно, стараясь не спугнуть, вытянула к псу руку. Сперва он потянулся ко мне, но страх был сильнее. Прижав уши, опустил хвост и немного попятился. Но не убежал. И продолжал внимательно смотреть.
Я присела на корточки и заговорила, стараясь, чтобы голос звучал дружелюбно и успокаивающе.
– Ну что ты? Иди сюда, иди. Я тебя не обижу, честно. Просто поглажу.
Собачий хвост принял прежнее положение, уши приподнялись, и пес постепенно, шажочек за шажочком, двинулся ко мне. При этом он потешно вытягивал голову вперед, с любопытством принюхиваясь. Я снова рискнула протянуть руку, и вскоре ладонь коснулась нечесаной, но все
– Накормить мне тебя, к сожалению, нечем, – покаялась я. – Вот, последний хлеб раздала.
Я вздохнула, пес тоже погрустнел, как будто понял. Но уходить и не думал. Я почесала его между ушами, и он довольно поднял голову повыше.
– Не повезло тебе, да? – понимающе хмыкнув, спросила я. – Был бы ты породистый, с родословной, – и любой богач за тебя бы с радостью кучу денег выложил. А так никому ты не нужен. Приходится болтаться по улицам и скверам в поисках еды.
Пес лег и опустил голову на передние лапы. Вряд ли он понимал, что я говорю, но воспринимал слова благосклонно, реагируя не на содержание, а на интонации. Ему уже явно было комфортно в моем обществе. Я продолжила его гладить.
– И никому не интересно, что ты ласковый, и преданный, и умный. Не подпадаешь под принятые рамки – и все, до свидания.
Я вздохнула. Еще немного молча потрепала пса по густой шерсти. Потом встала, устав сидеть на корточках. «Ну что ж, пока? Удачи тебе!» – собиралась сказать я. Но взгляд пса наполнился такой неизбывной тоской, что слова застряли в горле.
– Ну что… Пойдем со мной? – предложила я, понимая, что совершаю огромную ошибку, что нельзя брать на себя ответственность за кого-то другого, когда сама не знаешь, что будет с тобой завтра. Я это понимала, но все же точно знала, как поступлю. А пес, обнадежившись, приподнял уши. – У меня дома есть еда, вода и мягкая подстилка, – сообщила я. – Правда, через пару недель я могу оказаться на улице, и ты со мной за компанию. Будем тогда вместе просить милостыню.
Пес, нисколько не расстроенный такой перспективой, потрусил за мной, виляя хвостом.
Добравшись до дома, я первым делом его накормила и в процессе смогла оценить, насколько бедолага был голоден. Затем настало время решать другую проблему: собаку нужно было помыть. Однако пускать пса в собственную ванну я не желала и потому, недолго думая, выставила на улицу возле входа лохань, натаскала воды и уж потом устроила водные процедуры. Пес оказался от них не в восторге, но все-таки в лохань влез и в целом вел себя довольно послушно.
– Дана!
Услышав оклик, я подняла голову. Лилах, соседка, с которой у меня сложились неплохие отношения, стояла на балконе второго этажа дома напротив. Учитывая, что улочки в этой части города были узкие, жители переговаривались с такого расстояния без особого труда.
– А почему ты дома? – спросила Лилах после того, как я приветственно помахала ей рукой. Помахала и вернулась к своему занятию: каким бы покладистым ни был пес, чрезмерно испытывать его терпение все же не стоило. – Ты вроде бы устроилась на работу на Острове?
– Не на Острове, просто в восточной части, – машинально поправила я. – Впрочем, уже неважно. Я там больше не работаю.
– А-а-а… – Лилах, похоже, сперва собиралась спросить о подробностях, но потом передумала. Догадаться о причине моего увольнения было несложно. – А что это за собака? – вместо этого поинтересовалась она.
– Моя, – с непонятно откуда взявшимся вызовом ответила я, ненадолго прерывая процесс помывки.
– М-м-м. Понятно, – кивнула соседка, с любопытством оглядывая пса. – А как ее зовут?