Чудские копи
Шрифт:
У Балащука от долгого молчания во рту пересохло. Он вспомнил про чай, глотнул, но зельем уже не пахло.
Свой голос показался чужим.
– То есть для пчелиной матки и для крови нет ни единого пространства, ни времени...
– Видишь, ты сразу допер, – похвалил хранитель. – А я тогда лет десять думал. Кучу литературы прочитал. Наверное, кроме матки и крови есть еще какието переходящие вещи. Проклятье, например... Ушкуйников-то чудь обрекла на бессмертие. И вечное блуждание. Представляешь, какое наказание?.. Они ведь топографа нашего проводником взяли, чтоб вывел. Тот же сдуру нахвастал, что всю Шорию знает, ориентируется. Но неделю водил, и все возле одной горы, по кругу. Забили бы его, да этот их атаман, Опрята выручил... Мы с топографом кое-как в отряд вернулись и по дороге легенду сочинили, дескать, по пьянке с обрыва упал... Тебе тоже надо было сочинить, и в дурдом бы не угодил...
Боковым зрением Балащук увидел, как кто-то подошел, встал и смотрит, что-то разглядеть пытается сквозь стекло. Дежурный свет контровой, ему в лицо и по виду – бродяга: куртешка брезентовая, заношенные штаны. И стриженный наголо. Явно высматривает, нельзя ли чем поживиться. Хранитель сидел спиной и ничего не видел.
– Потом этих ушкуйников многие геологи встречали, лесорубы, охотники, – продолжал он. – На Салаире, Кузнецком Алатау... Но помалкивали. Сейчас их за снежных людей принимают, экспедиции устраивают, какие-то мутные снимки печатают. Они, видно, на самом деле пообносились, шерстью обросли. В Таштаголе даже бизнес придумали, гипсовые слепки следов продают. Но все ерунда, не оставляют они ничего после себя, кроме крови. Ни следов, ни экскрементов – все это в прошлом остается. А они бродят по горам и ждут своего часа. Проклятье-то с них снимется, когда чудь белоглазая выйдет из недр на свет божий.
Бродяга вдруг стучать начал в стекло и что-то маячить, руками махать. И руки эти на миг показались Глебу знакомыми. Старик же по-прежнему ничего не замечал и не слышал.
– По моим расчетам, выйдет она скоро, – заключил он, не подымая глаз. – Раньше чудские девки только к рудознатцам являлись. И то не ко всем... Кому указывали, где полезные ископаемые искать, а кого и водили, головы заморачивали. Это если те подбирались близко к их тайным копям. Нынче девиц многие геологи видят. Не наяву, так во сне, а горняки и вовсе с ними знаются. Да все молчат. В былые времена чудинки только проклятых ушкуйников зельем своим опаивали на Зеленой. Завлекали, вынуждали оставить свое ремесло и делали из них изгоев, каким стал атаман Опрята. Самое страшное наказание, когда человек ни своим, ни чужим не нужен... А ныне чудинки стали бизнесменов угощать и зачаровывать. Значит, совсем недолго ждать осталось. Чудь выйдет из своих копей, спадет с ушкуйников проклятье. Сориентируются, определятся в пространстве и только увидят дорогу, в тот же миг и смерть им придет...
Бродяга, видимо, обошел здание и принялся стучать в окно подсобки, где оставались старые, полувековые рамы. Да так настойчиво и сильно, что зазвенело битое стекло. На этот громкий звук хранитель наконец-то обернулся и покапотил в подсобку. Но незваный гость не побежал – руку просунул и стал барабанить во внутреннюю раму.
– Это что за явление? – возмутился старик и поднял молоток. – Стекло высадил, ушкуйник!..
– Глеб Николаевич? – голосом барда закричал бродяга. – Это я! Вы не узнали? Я Алан! Уже полчаса стучусь...
– Это за мной, – обрадовался Балащук. – Мой верный товарищ.
– Ага, вижу, – заворчал хранитель. – Тоже из дурдома сбежал?
18
Родя бесшумно проскользнул в мастерскую за минуту до того, как бывший зять внес в дом спящую внучку Ульяну. А тот будто запах его почуял, сразу носом завертел:
– У вас в доме посторонние?
– Посторонних нет, все свои. – строго отозвалась Софья Ивановна, принимая на руки внучку. – В девичью отнесу...
Охранник Кирилл, приставленный к ней, по-хозяйски всюду заглянул, однако в мастерскую не заходил.
– Все чисто, – сказал и поплелся в машину за вещами и продуктами.
– Только на две недели, Софья Ивановна. – Казанцев сказал это так, словно в долг давал. – Здесь меню на весь срок. Прошу соблюдать в точности, ничего другого не давать...
– Почему так мало – две недели? – перебила она.
– Нужно подготовиться к школе.
– Так ведь рано еще!
– Ульяна будет учиться на Мальте, – подрубил он бывшую тещу. – Там есть русская школа... В лес не водить, нынче клещей много. Купать только в доме и на ночь. Никаких летних душей. В дождь и ветер на улицу не выпускать. И прежнее условие: никаких контактов с Вероникой Николаевной и соседскими детьми.
Все эти условия Софья Ивановна давно знала и называла казармой для принцессы.
– Хорошо, Артем, – однако же покорно согласилась она.
Едва Казанцев уехал, как Ульянка проснулась, повисела у бабушки на шее и тут же зашептала:
– Я выменяла тебя на Мальту.
– Это как же можно?
– Согласилась ехать на этот проклятый остров, если папа на две недели привезет меня к тебе.
– Спасибо, я тоже соскучилась...
– Ты позвонишь маме?
– Сегодня же....
– Пусть она ночью приедет! – шепотом взмолилась внучка. – Только как будем отвлекать Кирилла? Давай подсыплем ему самый крепкий сонный порошок? Он водки совсем не пьет.
– Мы с тобой что-нибудь придумаем, – серьезно пообещала Софья Ивановна.
– Баб, а сейчас отвлеки его. Я в мастерскую! У меня там секреты спрятаны! С прошлого года!
Софья Ивановна покосилась на дверь:
– И у меня тоже.
– А какой у тебя?
– В мастерской сейчас Родион, – прошептала. – Это твой двоюродный брат.
И зажала ее восторженный рот рукой: внучка последние года три мечтала о брате, но взяться ему было неоткуда...
– Это ты мне такой секрет приготовила, да? – сдавленным радостным шепотом спросила Ульянка.
– Только тихо! Я Кирилла отвлеку.
– А сколько ему лет? Он маленький?
– Четырнадцать...
– Ура! – засучила ножками. – Отвлекай скорей!
– Переодевайся в спортивный костюм, – приказала бабушка.
Играть в мастерской принцессе позволялось лишь в присутствии охранника, который убирал все колющие, режущие и царапающие предметы. Отвлечь его можно было очень просто – повести в огород и спросить что-нибудь о цветах. По образованию новый телохранитель внучки был ботаником и кандидатом наук. Софья Ивановна выманила его знаками на улицу и полтора часа слушала лекцию о растениях, бесполезно заучивая латинские названия цветов. Кирилл поглядывал на дом, помня свои обязанности, однако вдруг начал путаться, зевать и тереть глаза кулаками.
– Может, вам поспать? – предложила она.
– В последние дни было много работы, – пожаловался тот. – Вы присмотрите... Проснется, дайте йогурт...
Софья Ивановна уложила его в комнате, где когдато жили Никита с Глебом, закрыла дверь и пошла в мастерскую. Внуки рыли подземный ход, Ульянка уже перемазалась глиной и была счастлива.
– Сейчас мы выкопаем конюшню, – деловито сообщила она. – Куда потом поставим пони. Землю вынесем ночью. И станем делать всякие чудеса!
– А если проснется Кирилл?