Чума Мидаса
Шрифт:
Но и Инь не может вечно тащиться сзади.
А теперь назовем робота – Янь.
И вспомним, что трубы имеют по два конца.
Как всякий человек, который напивается чрезвычайно редко, можно сказать раз в жизни, Мори попробовал переключиться и поскорее забыть об этом, но с ужасом понял, что это сделать ему не дадут.
Шерри была странно возбуждена.
– Ты был таким веселым… – хихикнула она. – И таким романтичным…
Он допил кофе. Руки у него дрожали.
В офисе все хохотали в голос и хлопали его по спине.
– Хауленд нам рассказал, что в последнее время ты живешь на широкую ногу, парень!
– Эй, послушайте! Вы слышали,
И все думали, что это была замечательная шутка.
Но скоро все наладилось. Правда, Шерри не исправилась – она по-прежнему ненавидела выходить куда-нибудь по вечерам, и Мори не замечал, чтобы она стала есть больше, чем раньше; но однажды вечером, разбирая счета, он обнаружил, что они очень даже неплохо справляются со своей потребительской квотой. По некоторым пунктам они потратили всю месячную норму и даже залезли вперед!
Не нужны даже фальшивые талоны. Мори потихоньку их собрал и, улучив удобный момент, тайком от Шерри сжег. Поначалу, едва лишь обнаружив перерасход потребительской квоты, он хотел бежать к Шерри и поздравить ее – еще бы, такой успех! Но осторожность взяла верх. Эта тема была для Шерри больной. И Мори сдался, подавил в себе желание поделиться радостью. Пусть все остается как есть.
И добродетель его бича вознаграждена.
Его вызвал Уэйнрайт. Начальство улыбалось.
– Ну, Мори, для вас добрые вести! Мы оценили вашу работу, и теперь у нас появилась возможность показать это более осязаемым образом, чем просто комплиментом. Я не хотел ничего говорить раньше времени, но теперь могу сказать – ваш статус пересмотрен квалификационной комиссией Министерства потребления. Теперь вы больше не в Четвертом классе «А»!
– Неужели Четвертый «Б»? – спросил Мори робко, с трудом справляясь с нахлынувшей надеждой.
– Пятый класс, Мори! Пятый! Когда мы что-нибудь делаем, то делаем это до конца. По справедливости. Мы просили специальной санкции от Министерства потребления – и получили ее, и вы перескочили в следующий класс. Но если честно, – добавил Уэйнрайт, – дело не только в нашей поддержке. Очень помогло ваше недавнее замечательное достижение в потреблении. Я же говорил вам, что вы можете этого добиться…
Мори пришлось сесть. Уэйнрайт говорил что-то еще, но он не слышал его. Да это и не имело значения. Вскочив, Мори выбежал из офиса, уклонившись от толпы сослуживцев, которые стремись его поздравить, и схватился за телефон.
На другом конце провода Шерри впала в экстаз и косноязычие.
– Ох, дорогой! – только и смогла она вымолвить.
Тогда Мори решился.
– Между прочим, – проговорил он, – без тебя я ничего бы не добился… Уэйнрайт мне так и сказал. Если бы мы не… ты не справилась с нормой, дорогая… Я давно хотел тебе это сказать, и что я очень это ценю… Алло?! – В трубке вдруг возникла подозрительная тишина. – Алло? – повторил он встревоженно.
И Шерри ответила. Голос ее звучал резко, с нажимом.
– Мори Фрай, подлый ты человек. Конечно, ты не мог не испортить мне настроение. – И она повесила трубку.
Открыв рот, Мори уставился на телефон. Из-за спины послышалось хихиканье.
– Женщины! – сказал Хауленд. – Никогда не пытайся понять их. Все равно не поймешь. Во всяком случае, прими поздравления, Мори.
– Спасибо, – промямлил виновник.
– Кстати, Мори, теперь-то, после повышения, надеюсь, ты не скажешь Уэйнрайту, что я вчера говорил… Ну, о том, что…
– Извини, – сказал Мори и, не дослушав, отодвинул Хауленда в сторону. На миг ему захотелось позвонить Шерри снова, а еще лучше – бежать домой, чтобы не стоял между ними этот ее резкий тон, но он взял себя в руки. Конечно, ничего страшного, просто он задел ее больное место.
И в тот момент, когда он так решил, часы напомнили ему, что подошло время, отведенное на этой неделе для психиатров.
Мори вздохнул. День дал – и день отнял. Блажен тот день, который приносит с собой только хорошее.
Если такое бывает.
Сеанс шел плохо. В последнее время почти все сеансы шли плохо. Доктора перешептывались, переглядывались, словно бы блуждая в темноте вместо того, чтобы точно, резко и правильно делать свое дело корректировать его, Мори, психику. Что-то тут не так, подумал он.
Пожалуй, так оно и было. И подтвердил это сам Зиммельвайс, прервав групповую терапию. Когда остальные доктора вышли, он пригласил Мори сесть напротив – для личной беседы. И за свое собственное время; он даже не заикнулся о вознаграждении, и Мори почувствовал нервный холодок – значит, дело действительно важное.
– Мори, – сказал Зиммельвайс, – по-моему, вы что-то скрываете.
– Я вас не понимаю, доктор, – серьезно ответил Мори.
– А вот за это я не поручусь. Мы изрядно покопались в вашем сознании, мистер Фрай, мы проникли довольно глубоко и обнаружили там кое-что интересное. Правда, об окончательном диагнозе говорить рано… Видите ли, мы исследуем человеческое сознание так, как если бы посылали разведчиков через территорию людоедов. Сами вы не можете увидеть этих людоедов, иначе вы больше ничего и никогда не увидите. Но вот вы посылаете разведчиков сквозь джунгли, и если он не появляется на другой стороне, то это явно означает, что он встретил на пути какие-то препятствия. Забрел, так сказать, в людоедскую деревню. Применительно к человеческому сознанию такая деревня называется травмой. Что это за травма? Как она влияет на поведение? Вот что мы должны понять, а поняв, принять меры.
Мори кивнул. Все это было давно известно. Но он никак не мог взять в толк, куда клонит Зиммельвайс. А тот продолжал, разглядывая Мори в упор:
– По сути, работа психиатра заключается в том, что он должен проникнуть сквозь психические блоки и залечить эту самую травму, избавив тем самым человека от болезненного состояния. Беда лишь, что мы не знаем, где остановиться. Закомплексованный человек находится как бы под напряжением. Мы пытаемся снять напряжение, но если мы добьемся полного успеха, оставив человека вообще без тормозов, то рискуем получить уголовника. Следовательно, торможение – социально необходимый фактор. Но представим на минуту, что у обычного человека не было бы сдерживающих центров. Предположим, что вместо того, чтобы использовать свою потребительскую квоту естественным и законопослушным образом, этот человек, например, поджигает свой дом или топит в реке продукты. Когда так поступают отдельные индивидуумы, мы этих индивидуумов лечим. Но если бы это совершалось в массовом порядке, это означало бы конец, крах нашего общества. И без того в каждой газете можно найти описание полного набора антиобщественных акций. Муж избивает жену, жена превращается в мегеру, подросток бьет стекла, имярек спекулирует на черном рынке потребительскими талонами. И в каждом таком человеке можно проследить основополагающую причину, которая привела их к грани, – это недостаток потребления…