Чума питонов
Шрифт:
Но что общего могло быть у этой женщины с той гнусностью?
Чандлер не знал, как разрешить такой парадокс. Он не забывал о ненависти, но чувствовал совсем другое. Она была так хороша. Она была игрива. У него начали появляться мысли, которые уже очень давно не посещали его.
Впереди показалась темная глыба острова, и они стали снижаться.
Рози умело посадила самолет на взлетно-посадочную полосу, которая при их приближении зажглась огнями – электронное чудо, или венец невольник у выключателя? Это не имело значения. В тот момент для Чандлера
– Спасибо, любовь моя, – сказала она смеясь. – Мне понравилось. Для таких вещей хорошо использовать чье-нибудь чужое тело, но время от времени хочется попробовать свое.
Они вышли из самолета, и она взяла Чандлера под руку.
– Когда мне дали венец, – вспомнила она с явным удовольствием, – у меня сразу появилась нехорошая привычка. Я провела в постели шесть ужасных месяцев – целых шесть месяцев! И ведь никто не заставлял. О, я побывала всюду, плавала с аквалангом на Большом Барьерном Рифе, каталась на лыжах в Норвегии и… – она сжала его руку, – в общем, всею не вспомнишь. А потом я как-то взвесилась, просто по привычке, и знаешь, сколько я весила? – она закрыла глаза в притворном ужасе, но они смеялись, когда она их снова открыла. – Больше я так не хочу, любовь моя. Конечно, многие из нас позволяют себе слишком многое. Даже Коицка. Коицка особенно. И некоторые женщины. Но, между нами говоря, тем, кто так делает, сохранять особенно нечего.
Она привела его к вилле, где пахло жасмином и гардениями, щелкнула пальцами, и тут же зажегся свет.
– Нравится? О, у нас все только самое лучшее. Что будешь пить? – Она достала два высоких холодных стакана и не позволила Чандлеру сесть в плетеное кресло. – Сюда, любовь моя, – она похлопала по кушетке рядом с собой. Поджав ноги, она прижалась к нему, нежная, теплая, благоухающая и пробормотала, словно сквозь сон:
– Подожди-ка. Что нам поставить? Какую ты предпочитаешь музыку, любовь моя?
– О… все равно.
– Нет! Ты должен был сказать: «Почему бы нам не послушать тему из „Фенси Фри“», – или еще что-нибудь, где я в главной роли. – Она укоризненно покачала головой, и лучи золотого света заиграли на ее венце. – Но раз ты человек с таким грубым вкусом, придется мне все делать самой.
Она нажала кнопку в изголовье своей кушетки, и в ту же секунду из скрытых в углах комнаты динамиков полилась нежная мелодия. Правда, не из «Фенси Фри».
– Это лучше, – сказала она лениво, и после небольшой паузы спросила: – Славно было в самолете?
– Превосходно, – ответил Чандлер. Осторожно, но решительно он выпрямился и машинально полез в карман.
Она вздохнула.
– Хочешь сигарету? Они на столе перед тобой. Надеюсь, тебе понравятся. Они сохранили только одну большую фабрику. Сигарет стало мало, не считая этих ужасных русских, от которых и дыма совсем нет. – Она коснулась своими холодными пальцами его лба. – Ты никогда не говорил мне об этом, любовь моя.
Его словно дернуло током: прикосновение ее пальцев было в то же время и прикосновением реальности.
– Мое клеймо? –
– О, только время от времени. Я пропустила все скандальные подробности, хотя, по правде говоря, из-за них там и оказалась. Иногда я люблю послушать какие-нибудь скандальные истории… но я услышала только этого глупого адвоката и этого глупого судью. Они меня просто взбесили. – Она ухмыльнулась. – К счастью для тебя, я так разозлилась, что и им решила испортить удовольствие.
Чандлер сделал большой глоток виски. Как ни странно, это как будто отрезвило его.
– Ничего особенного не было, – сказал он. – Просто я изнасиловал молоденькую девушку. Такое случается каждый день. Конечно, это сделал за меня один из твоих друзей, но я помню то, что происходило и, если хочешь, могу тебе рассказать, со всеми подробностями. Люди из моего города решили, что это сделал я сам, и обвинили меня в симуляции. Как будто я делал это по своей воле, а не под контролем какого-то исполника или, как они по неведению считают, злого духа или демона. – Его трясло. Он ждал ответа – но она лишь прошептала:
– Мне очень жаль, любовь моя. – И взглянула на него с таким искренним сочувствием, что его гнев угас так же быстро, как и возник.
Он открыл рот, собираясь что-то сказать ей. Но не сказал. Она смотрела на него, такая одинокая, нежная, зовущая. Он поцеловал ее и, когда она ответила на его поцелуй, поцеловал еще раз и еще…
Но не более чем через час он сидел в ее «порше» трезвый, злой, разочарованный и несчастный. С трудом разобравшись в незнакомом управлении, он поехал обратно в город.
…Они целовались со все возраставшей страстью, его руки стали ласкать ее, и ее тело уже отвечало на ласку, но именно в этот момент она прошептала:
– Нет, любовь моя. – Он прижал ее к себе еще крепче, и она, больше ничего не говоря, открыла глаза и посмотрела на него. Почувствовав себя захваченным, Чандлер знал, кто его захватил. Розали. Словно одеревенев, он выпустил ее, встал, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
На вилле погасли огни. Вне себя от бешенства он заглянул через окно в темную комнату. Ему удалось разглядеть лежавшую на кушетке Рози, ее тело судорожно вздрагивало. Чандлер был уверен: сейчас какая-то женщина или какой-то мужчина лежит в объятиях любимого человека и не может сказать ему о неведомом третьем, проникшем в их постель.
Лишь когда на его запястье что-то сверкнуло, Чандлер, мчась на полной скорости в Гонолулу, заметил, что плачет. Он ехал на ее машине. Не будет ли у него из-за этого неприятностей? Наплевать! Он был готов к неприятностям, ощущая лишь невыносимое отвращение. Хуже всего было даже не то, что она использовала его, как случайный стимулятор полового чувства, но то, что она считала себя вправе так поступить. Чандлер подумал о людях, которые поклонялись ей под открытой верандой ресторана испол-ников, и о снисходительном жесте Розали, когда они поднесли ей цветы.