Чумной корабль

Касслер Клайв

— Вы очень милы, — ответил Ковач.

— Ну, раз краснеете, значит, я права.

О, ты даже не представляешь, как жестоко ошибаешься, зло­радно думал Ковач, покидая здание.

ГЛАВА 17

Отель представлял собой старое ше­стиэтажное здание недалеко от Ко­лизея. Их номер занимал едва ли не четверть верхнего этажа, стены опоясывал балкон из кованого железа.

Кайл был все еще заторможен из-за лекарств, но, толкая его кресло-каталку, Макс слышал бормотание, а значит, он будет в сознании уже через час или два.

— Здравствуйте, — послышался голос из номера.

— День добрый, — ответил Макс. — Доктор Дженнер?

— Он самый.

Дженнер вышел в фойе из гостиной. На нем были черный костюм в едва различимую полоску и белый шелковый свитер. Макс также заметил на его как-то неестественно выгнутых ру­ках кожаные перчатки.

Определить возраст психиатра с точностью он не мог. Лы­сины заметно не было, лишь пара седых прожилок. У глаз и рта виднелись следы морщин, но их, казалось, разгладили хирур­гическим путем. С его-то заработком Дженнер мог позволить себе лучших пластических хирургов в мире, и тем не менее на его лице остался след довольно коряво проделанных опе­раций.

Особого значения это не имело, но Макса такое несоответ­ствие все же удивило. Он протянул руку.

— Макс Хэнли.

Дженнер поднял руки в перчатках.

— Обойдемся без рукопожатий. Мои руки обгорели в авто катастрофе в детстве.

— Ну что вы, все в порядке. Это Эдди Сэн, он из компании, спасшей моего сына, а вот и сам Кайл.

— Рад знакомству, доктор, — вставил Эдди. — Извините, мы не могли сказать название отеля, пока вы не прибудете в Рим. Безопасность прежде всего.

— Я все понимаю.

Дженнер провел их в одну из трех спален номера. Они уло­жили Кайла в больничной сорочке на исполинскую кровать с пологом и зашторили его. Макс погладил рукой щеку сына. В глазах его было море любви, боли, безнадежности и самоби­чевания.

— Мы вернем его, — заявил Адам, несомненно уже сотни раз видевший подобное выражение лица. Застекленные двери балкона в гостиной были распахнуты, и тишину нарушал гул ночного Рима. За крышей стоявшего напротив здания видне­лись стены и арки известнейшей достопримечательности горо­да. Вмещая почти пятьдесят тысяч человек, Колизей не уступал в размерах современным стадионам.

— Я так понимаю, все прошло как по маслу, — сказал Джен­нер. У него был какой-то неуловимый акцент, будто его воспи­тали не говорившие по-английски родители.

— Вообще-то нет.

— Правда? Что же случилось?

Да и глаза, подумал Макс. Что-то в них было. За модными очками психиатра карие глаза как-то странно выглядели. Как правило, Макс мог моментально прочитать характер собеседни­ка по его глазам, но только не доктора Дженнера.

— Респонсивисты обзавелись вооруженной охраной, — от­ветил вместо Макса Эдди.

Адам со вздохом опустился на диван.

— Я боялся, что этот день настанет. Том и Хайди преврати­лись в окончательных параноиков. Был лишь вопрос времени, когда они обзаведутся оружием. Мне очень жаль. Стоило по­делиться с вами своими опасениями.

Эдди махнул рукой:

— Никто из наших не пострадал, все нормально.

— Не скромничайте, мистер Сэн. Я бывал в бою и понимаю, через что вам пришлось пройти.

Вьетнам, подумал Макс. Значит, они примерно одного воз­раста. Что ж, одной загадкой меньше.

— И как все это делается?

— Вообще-то, я пригласил бы всех родных и близких Кайла, и мы устроили бы ему интервенцию, чтобы он осознал нашу поддержку. Но, думаю, первые пару сеансов мне придется пого­ворить с парнем наедине. Он будет в шоке, когда очнется и пой­мет, что произошло, — Дженнер выдавил слабую улыбку, — и уж поверьте моему опыту, этот шок моментально сменяется яро­стью.

— Кайл совсем не жестокий, если что, — заверил его Макс. — В отличие от его старика, у него довольно мягкий характер.

— Обычно на всякий случай я все же прописываю своим по­допечным успокоительное, пока шок не пройдет. — Дженнер махнул рукой на прикроватный столик со старомодной врачеб­ной сумкой рядом с букетом цветов.

— И скольким вы уже помогли, доктор?

— Можно просто Адам. Более чем двумстам беднягам.

— Безупречно?

— Хотел бы я сказать да, но это не так. Некоторые доходи­ли до самоубийства, кто-то возвращался в секту. Это печально. Людей завораживают якобы благородные поступки респонси- вистов, но со временем группа оказывает на них все большее и большее влияние, особенно разлучая их с любимыми. После такого порой бывает чрезвычайно сложно помочь им вернуться к обычной жизни.

— Почему же люди это допускают? — спросил Эдди, хотя и сам знал ответ. Точно так же было и в китайском квартале, где он рос. На тебя давили, принуждая присоединиться к банде, и после этого уже не отпускали.

— Все из-за одиночества, чувства отчужденности. Респонсивисты дают им возможность почувствовать себя частью чего-то большего, помогают найти смысл их существованию. По тем же причинам многие прикладываются к бутылке или садятся на иглу, да и процесс реабилитации похожий.

— Мать Кайла сказала, что в секте он не дольше пары меся­цев, так что, думаю, с ним все будет в порядке.

— Длительность здесь ни при чем, — возразил Дженнер, — важно то, насколько они успели запудрить ему мозги. Был у меня случай, когда женщина всего две недели посещала собрания респонсивистов, а ее муж забеспокоился и решил нанять меня. В итоге она ушла от него и теперь работает се­кретарем у главы их лагеря в Греции — того самого, откуда вы только что спасли сына. Пэтти Огденбург. Забавно, как в память врезаются наши неудачи и напрочь забываются наши успехи.

Макс и Эдди понимающе закивали. Обоим это было хорошо знакомо.