Чумные истории
Шрифт:
— Ваше преосвященство, я привез с собой запись всех расчетов епископата с Домом Санчесов. Мне доставило бы великое удовольствие проверить их с вами еще раз. Возможно, нам лучше вернуться за стол и продолжить трапезу. Нам обоим есть над чем поразмыслить, а думается — по крайней мере, мне — лучше на полный желудок.
Недолго поколебавшись, епископ двинулся к столу. Авраам, дождавшись, когда сядет Иоанн, довольный опустился на место. Они ели молча, каждый прокручивая в уме все схемы и варианты. Что выторговать? С чем расстаться? Два этих человека, умудренных многими прожитыми годами, готовились к разговору, как воины к битве, с той лишь разницей, что их
Епископ кликнул послушника и, когда тот убрал со стола, велел принести еще свеч. Канделябры вспыхнули ярче, епископ и его гость, оставшись одни, снова сели за стол, чтобы наконец покончить с этим неприятным делом.
Авраам начал произносить заготовленную речь по памяти, которая, слава богу, у него еще имелась, и неплохая:
— Ваша милость, много лет подряд я имел счастье жить под вашим покровительством. Я, безусловно, сгораю от стыда из-за того оскорбительного бесчестья, какое мой сын нанес усопшему христианину. Поскольку не в моих силах отплатить вам за все великодушие, с каким вы позволяли нам служить все эти годы, я хотел бы продемонстрировать крохотный образец своей благодарности и признательности.
С этими словами старый еврей развернул на столе перед епископом свиток, чтобы тот изволил взглянуть на все долговые записи. Иоанн принялся внимательно читать цифры, расположенные в двух колонках, где в первой значился год займа, во второй — сумма долга. Часть долгов, до сих пор не оплаченных, были старыми. Даже если забыть о процентах и не брать взаймы вновь, то ему, чтобы расплатиться с кредитором, понадобится несколько лет подряд собирать десятину с пятидесяти крестьян, при условии, что каждый год будет урожайный. Епископ обругал себя, искренне пожалев, что выпустил из-под контроля долги Церкви жалкому еврею.
Авраам вновь скатал свиток и, вытянув руку, поднял его над свечой, постаравшись, чтобы намерение его было понято.
— Видимо, наступила пора пересмотреть долги, — сказал он. — Уверен, мы могли бы прийти к соглашению, которое устроило бы нас обоих.
Епископ понял.
— Друг мой, вы всегда были ко мне добры, — сказал он. — Однако я не могу принять ваш щедрый дар Церкви, не попытавшись ответить тем же. Наверняка и я мог бы стать полезен для вашей семьи в трудную минуту.
Авраам Санчес сказал, что ему нужно, и голос его не дрогнул, а был сильным и твердым:
— Мой сын должен быть освобожден из-под стражи, получив гарантии безопасности для выезда в Авиньон. Ему понадобится охрана, и поскольку я не имею на ваших людей влияния, то прошу вашей помощи выделить ему достойное сопровождение. Человека, которого вы знаете и кому можно доверять. Разумеется, он получит за свои труды достойное вознаграждение.
Не веря своему счастью, епископ едва сумел скрыть ликование. Просьбы были пустяшные, выполнить их не составляло труда.
— Что еще вы потребуете от меня
Авраам поднялся за столом, выпрямившись во весь свой небольшой рост, чтобы придать себе вид самый уверенный и достойный. Он посмотрел в глаза епископу и честно сказал:
— Ваше преосвященство, нет на свете ничего, что было бы в ваших силах и что могло бы сравниться для меня с тем, что вы уже пообещали сделать. Мой сын всего лишь споткнулся о камень, который ему встретился на пути. Забыть про ваш долг — это крохотная цена за его жизнь.
С улыбкой, почти презрительной, Иоанн, епископ Арагонский, ответил еврею Аврааму Санчесу:
— В таком случае будем считать, что сделка состоялась. Жгите записи.
Оба не произнесли ни слова, когда еврей поднес пергаментный свиток к пламени свечи и тот загорелся, наполнив комнату тошнотворным запахом жженой кожи, достойным завершением постыдной сделки. Дождавшись, пока пергамент догорит до конца, епископ обратился к ростовщику:
— Я попрошу заняться вашим делом солдата по имени Эрнандес. Он не раз выполнял для меня самые разные поручения. Он терпимо относится к иноверцам и будет лишь благодарен вам за работу. Но предупреждаю: если он узнает, что должен будет охранять еврея-преступника, то способен заломить цену такую, что может и вас пустить по миру.
Авраам подумал о том, что с радостью заложил бы душу, лишь бы вернуть сыну свободу, хотя усомнился в том, что солдат удачи, пусть самый алчный, способен запросить за охрану больше, чем у него есть.
— В таком случае, ваша милость, не откажите в любезности, договоритесь с ним о цене сами.
— Сделаю, что смогу, — сказал кардинал. — На рассвете за вами придут. К тому времени вы уже будете знать все условия.
Авраам слегка поклонился в знак благодарности. Попрощался, с огорчением пожалев о том, что их дружба, по-видимому, закончилась. До сегодняшнего дня сам он высоко ценил свою переписку с епископом. Она была для них как шахматная партия, разыгрываемая искусными игроками, и теперь ему будет этого не хватать.
Епископ, словно желая в знак уважения проводить гостя, дошел с Авраамом до дверей зала. Однако там, к изумлению еврея, отвратительно и жестоко его оскорбил, протянув для поцелуя украшенную перстнями руку.
С негодованием взглянул еврей на епископа. Он смотрел на протянутую ему руку, и ему больше всего хотелось на нее плюнуть. Но даже если Господь послал ему случай выразить презрение к продажному святоше, то сыну его это добра не принесет. Он подавил в себе гадливость, согнулся в поклоне и сделал то, что от него требовалось. Выпрямился, взглянул недобро на церковника и вышел вон.
Потянув за шнурок, епископ вызвал послушника. Молодой человек вошел в зал, как всегда, бесшумно и с почтением приблизился к кардиналу.
— Пойдите, брат, попросите повара отыскать мне мерзавца Эрнандеса. Ему-то наверняка известно, в какие таверны ходят всякие мошенники.
— Что ему следует передать, ваше преосвященство? — спросил молодой человек.
Кардинал почесал подбородок, не зная, что бы придумать.
— Гм, — сказал он, — этому Эрнандесу лишнего говорить не стоит, однако же он нам нужен. — Он задумался на минуту. — Пусть скажет ему, что он потребовался Церкви и ему предстоит важное задание. Ему придется уехать. Пусть повар намекнет, что его ждет хорошая плата. И что я хочу видеть его через час. — Жестом он показал послушнику, чтобы тот удалился. Почтительно кланяясь, тот двинулся к двери, а епископ добавил: — Немедленно пришлите ко мне писца.