Чумные истории
Шрифт:
Последним, что он там обнаружил, было еще одно письмо, от отца, запечатанное его личной печатью. Алехандро сломал воск и развернул пергамент.
«Дорогой мой сын.
Дела наши пошли хуже некуда. Я договорился с епископом о твоем освобождении в надежде на то, что когда-нибудь тебе удастся дать нам знать о семье через своих новых друзей, однако епископ нас предал.
Мы условились, что тебя доставят в Авиньон под охраной человека (с которым ты сейчас путешествуешь и который и передал тебе это письмо). Я на глазах епископа сжег пергамент с записями всех его займов, тем самым выполнив свою часть сделки, и с тем и отбыл.
Однако он, эта свинья, распорядился, чтобы вся наша семья была навсегда выслана из Серверы в течение двух дней. Пришлось спешно продать все наше добро, и твой дядя Иоахим выкупил у меня списки оставшихся должников.
Осведомитель мой подкупил епископского посланника и прочел содержание его письма. Будь осторожнее, они хотят заклеймить тебе лицо каленым железом. Мать твоя при мысли об этом приходит в отчаяние. Я ей говорю, что ты врач и сумеешь себя вылечить, и что клеймо небольшая плата за жизнь. Надеюсь, сейчас ты не страдаешь от боли или от гноящейся раны. Старайся ухаживать за ней, как сам ты не раз говорил мне, и чаще ее промывать.
Мы также вскоре отправимся в Авиньон. Если доберемся благополучно, то оставим тебе весточку у тамошнего раввина, и ты сделай то же.
Возлюбленный сын мой, ты должен понять, что здесь ты не в безопасности, на тебя скоро пойдет охота. Семейство Карлоса Альдерона в гневе на тебя за то, что ты столь непочтительно обошелся с главой семейства, и уже пущен слух о том, что преступный еврей отпущен и направился в Авиньон. Так что не пренебрегай осторожностью. Бог да не покарает тебя более. Сделай все, чтобы добраться до Авиньона, ибо там, если будет на то воля Божья, мы все вновь воссоединимся.
Твой любящий отец».
Алехандро почувствовал, как Эрнандес тронул его за плечо. Сделал он это на удивление мягко и осторожно.
— Пора ехать, — сказал наемник.
Алехандро скатал письмо, осторожно, будто это была драгоценность. Сунул письмо за пояс, нож за верх башмака, снова завязал сверток и уложил в седельную сумку. Потом он вспрыгнул в седло, изумив провожатого ловкостью.
— Сеньор Эрнандес, — сказал он, — прошу прощения, но у меня появилось еще одно задание. Отец велел мне до отъезда отправить письмо к епископу.
Эрнандес недовольно крякнул, но спорить не стал. Направившись в сторону монастыря, они пустили лошадей рысью.
Алехандро сам удивился тому, как быстро привык к верховой езде. Он редко садился в седло, обычно отправляясь в путь в повозке, запряженной мулом. Они быстро скакали по неровным пыльным дорогам, и не успел Алехандро опомниться, как они уже были возле стен монастыря, где отец его совершил роковую сделку с епископом.
Он спрыгнул с лошади, снова сам удивившись тому, как ловко это у него вышло, передал Эрнандесу вожжи и направился к воротам монастыря. Но прежде чем войти, достал нож и срезал свои длинные локоны, которые упали на пыльную дорогу, где и остались лежать. Он следил, как падают длинные черные кудри — последнее, что его теперь связывало с этой землей, с людьми, которых он любил, с родней и неродней. И как только они легли ему под ноги, он стал другим человеком, которого ждала иная жизнь, и прошлое было больше над ним не властно.
Оставив их лежать там, где они упали на землю, Алехандро храбро двинулся к массивным монастырским воротам. С монахом, открывшим ему, он поздоровался по-испански, а потом сказал, что привез письмо от одного из кредиторов и обязан вручить его лично. Однако монах его не впустил, потому что епископ как раз молился и его нельзя было беспокоить.
«Скорей валяется в постели с молоденькой красоткой», — подумал Алехандро, вспомнив, что говорила про Иоанна молва. Он достал из-за пояса письма и показал охранную грамоту, требовавшую пропустить его, с епископской печатью, которую монах сейчас же узнал, а потом письмо на иврите, прочесть которое здесь не мог никто, кроме него.
Монах сдался перед печатью и впустил Алехандро. Ему показалось странным, что какой-то нехристь отправил епископу письмо на своем языке через весьма неподобающего юного посланника, однако он решил не забивать себе этим голову и оставить все вопросы для его преосвященства. Он подвел юношу к дверям зала и тихо постучал.
— Войдите, — раздался голос епископа.
Монах открыл тяжелую дверь, и Алехандро оказался в парадном зале. Роскошь убранства его потрясла, и он с изумлением огляделся.
Епископ следил за ним взглядом.
— Итак, молодой человек, да благослови тебя Бог, чем могу быть полезен?
— Господин, я привез вам письмо.
— Дай сюда, поднеси-ка к свету.
Алехандро, приблизившись, вытащил из-за пояса письмо и вручил Иоанну, который развязал тесьму и развернул лист. Недоуменно он поднял глаза на посланника.
— Что за дурацкие шутки, кто мог написать мне письмо на языке иудеев?
— Здесь благодарственное послание от человека по имени Авраам Санчес, который благодарит вас за честность и доброту.
Лицо епископа перекосилось от страха, и Алехандро остался доволен. Церковник съежился в кресле, понимая, что пришел час расплаты. Алехандро не стал терять времени. Он выхватил нож и по рукоять вонзил его в грудь предателя.
Глядя на осевшее на пол тело и растекшуюся лужу крови, Алехандро думал: как же он, врач и целитель, так спокойно и просто лишил человека жизни? Он дал клятву не навредить и всегда ей следовал, а сейчас, в этом, полном роскоши зале, он навредил так, что хуже не бывает, ни на мгновение не усомнившись и не почувствовав жалости. Он увидел себя в зеркале. «Кто этот негодяй?» — спросил он себя, не узнав своего отражения. Он вынул из рук епископа пергамент, сунул в карман рубахи, затем отер следы крови с лезвия и башмаков. И так же быстро, как и вошел, вышел из зала, неслышно закрыв за собой дверь.
Алехандро прошел по монастырским коридорам спокойно, будто не сделал ничего дурного, вернулся к Эрнандесу, и они направили лошадей на восток, в Авиньон.
Четыре
Джейни и Кэролайн стояли перед столом в главной лаборатории Отделения микробиологии Британского института науки, в кабинете, сверкавшем стеклом, белым ламинатом и хромированным металлом. Лаборатория находилась в старом здании со всеми присущими ему особенностями: высокими потолками, высокими окнами, эхом, подхватывавшим каждый звук… «И, может быть, даже с привидениями», — подумала Джейни. Они, охваченные благоговейным трепетом, стояли в центре кабинета, одинаково славившегося как своей древностью, так и потрясающими новейшими технологиями.