Чумные истории
Шрифт:
Алехандро попытался было себе представить, как он указывает королю, что тому делать и когда, но образ был слишком неподобающим.
— А если они все же не послушаются? — спросил он.
— Напомните им, что вы действуете по милости Всемогущего Господа и велению его святейшества и что стараетесь употребить все данные вам Господом силы, чтобы сохранить их здоровье.
В ту ночь Алехандро лег спать, чувствуя себя мелким и беспомощным человечком. «Самое сложное в этом поручении, — подумал он, — убедить высокомерных невежд следовать врачебным советам».
На второй день де Шальяк рассказал им о своих соображениях по поводу распространения эпидемии.
— Основываясь
10
Анри де Мондевиль (1260–1320) — французский хирург. Преподаватель анатомии в медицинской школе в Монпелье. Лейб-медик французского короля Филиппа IV и Людовика X. Предложил перетягивать раненую конечность тканью для уменьшения боли и прекращения кровотечения.
«Однако я и сам пришел к такому же выводу», — изумился про себя Алехандро, радуясь, что не одинок в своих суждениях. И во второй раз он открыл рот, не дожидаясь, пока его спросят.
— Кроме того, я заметил, что, если рану поливать вином, она заживает быстрее. Возможно, вино убивает часть заразы.
— Или зараза от него пьянеет и забывает, зачем пришла, — вставил один из присутствовавших, вызвав веселый смех остальных.
Алехандро покраснел, но де Шальяк поднял руку, и смех затих.
— Нельзя смеяться над чужими наблюдениями, — сурово заметил де Шальяк. — Даже самые опытные из нас не умеют лечить чуму. Здесь мы все равны в своем невежестве. — Он перевел взгляд на Алехандро: — Мы поговорим об этом позднее, вдвоем.
Все головы повернулись в сторону молодого человека, который лишь молча кивнул в ответ и опустил глаза.
— Потому, — продолжал де Шальяк, — вам необходимо дать наставление придворным астрологам, чтобы они объявили каждый день благоприятным для купания, даже если вам будет нелегко найти с ними общий язык…
В тот вечер за Алехандро явился папский гвардеец, который, с трудом карабкаясь по крутой лестнице в своих тяжелых доспехах, препроводил его в высокую башню, где находились комнаты де Шальяка.
Осторожно Алехандро переступил порог. Де Шальяк махнул ему, приглашая:
— Входите, входите. Садитесь. — Он показал на мягкий шезлонг. — Устраивайтесь поудобнее.
Алехандро робко опустился на подушки, лежавшие в шезлонге, и взглянул на де Шальяка. Строгий педагог, наставник исчез, перед Алехандро был любезный и гостеприимный хозяин. Перемена казалась удивительной.
— Дома вы другой человек, доктор де Шальяк, — несмело сказал Алехандро.
Де
— Почему вы так решили? — спросил он, изогнув дугой бровь.
Сделав хороший глоток, Алехандро решился объяснить:
— На лекциях вы строги, и в вашем присутствии чувствуется… — Он замялся, подыскивая слово. — Напряжение.
Де Шальяк рассмеялся:
— Хочешь не хочешь, когда учишь дураков, без этого не обойтись, иначе они и не подумают учиться, и усилия пропадут втуне. А я очень не люблю дарить ценные сведения тем, кто не в состоянии их воспринять.
Алехандро заметно обиделся.
— Господин де Шальяк, — начал он.
— Я не имел в виду вас, — перебил его де Шальяк, — иначе сегодня вас здесь не было бы. Нет, я говорю об остальных. Сброд. Похоже, чума унесла лучших, остались одни болваны. — Он встал, пересел в другое кресло поближе и подался к Алехандро с видом почти счастливым. — Но в ваших глазах, друг мой, я вижу огонь, вижу страсть к знаниям, и сердце мое радуется.
— Вы слишком хорошего мнения обо мне, месье.
Де Шальяк пристально посмотрел на него.
— Не думаю, — сказал он. — Я следил за вами, когда вы слушали лекции. Ума не скроешь, а я не прочь побеседовать с человеком, который разделяет мои суждения по поводу заражения. Рад, что вы сегодня высказались. Расскажите, как вы догадались, что вино способствует заживлению.
Алехандро успокоился. Де Шальяк и не думал обнаруживать его тайну, а попросту так же тянулся к всякому новому знанию, как и он сам.
— После операции я не раз проводил эксперименты, используя разные жидкости для промывания ран, — сказал он. — В ряде случаев не было никакого эффекта. В нескольких заживление затянулось, было дольше обычного. Однако вино, даже самое скверное, которое и пить невозможно, ускоряло процесс. По крайней мере, в тех случаях, какие я наблюдал. Впервые я заметил это еще в Монпелье…
— Вы учились в Монпелье?
— Да, — кивнул Алехандро.
— Я часто читаю там лекции. Когда вы учились? Не попадали ли на мои лекции?
— Я… — начал Алехандро и замолчал: он знал лишь еврейское летосчисление. Он испугался. Как объяснить де Шальяку, что он не в состоянии назвать год? — Я был там, э-э, шесть лет назад.
— В тысяча триста сорок втором.
— Да.
Лоб у Алехандро взмок и покрылся испариной.
— Тогда, значит, мы разминулись. В том году я был при короле. Его донимала подагра. С моей точки зрения, ничего удивительного. Грех обжорства ему не чужд, хотя, по необъяснимой причине, он и остается худым. Но мои рекомендации он отверг. — Торжественно подняв кубок, де Шальяк сделал глоток вина. — Его величество не доверял ни одному врачу, кроме меня, так что, когда обострилась его болезнь, я вынужден был оставить кафедру и ехать во дворец. Жаль, мы тогда не встретились. Думаю, я запомнил бы столь выдающегося студента. Наверняка вы бы меня порадовали, и не раз.
«Уж я-то точно бы вас запомнил, — подумал Алехандро. — хотя вряд ли бы радовался…»
— Ах, да это не имеет значения, — отмахнулся де Шальяк. — Сейчас вы здесь. Но какая же судьба привела в Авиньон испанца?
— Такова была воля моей семьи, — немного помолчав, ответил Алехандро.
Больше он ничего не добавил. Но де Шальяк вполне удовлетворился таким ответом. Ему более всего хотелось поговорить о других материях.
— Вы сказали, что пришли к своему выводу о влиянии вина на заживление тканей в результате обычных опытов, пробуя то одно, то другое? Великолепно! Куда чаще мы предоставляем судьбе учить нас лишь на собственном горьком опыте, да и то усваиваем неохотно…