Чумные истории
Шрифт:
— Не обманывайтесь насчет моей хрупкости, Алехандро. У меня твердая воля, и я многое могу. Я была еще совсем ребенком, когда начала служить ее высочеству, и всегда делала это с радостью, — решительно сказала она. — И я никогда не задумывалась о собственном счастье. Всю жизнь я была ей верным другом и наперсницей, никогда ни о чем не прося. Мне она не откажет. Я не стану просить короля. Изабелла не захочет лишиться единственной подруги, чья любовь к ней всегда была искренней, а не средством добиться высокого положения. Она меня отпустит и еще придумает что-нибудь, чтобы объяснить мое отсутствие.
Ее твердость вызвала в нем благоговейный трепет. Он и не подозревал, что у этой девушки такой характер. «Как она его только скрывала?»
Но потом он пришел в себя.
— Я не могу позволить вам рисковать жизнью. Вполне возможно, что никто из нас не вернется.
— Мне нисколько не жаль расстаться с жизнью, если она вознамерилась забрать у меня того, кем я дорожу. Если вас не станет и не станет Кэт, у меня не останется никого, кроме Изабеллы. И ничего, кроме горечи, — ни радости, ни надежды. Подобное одиночество страшит меня больше, чем смерть.
Он тоже боялся одиночества и отлично ее понял.
— В таком случае будь что будет, — сказал он. — Мы едем вместе.
Как Адель и предвидела, Изабелла ей не отказала. Побоявшись лишиться ее дружбы, она дала согласие, хотя и попыталась уговорить остаться в Виндзоре под защитой его стен.
— Милая Адель, неужели ты хочешь покинуть меня ради этого испанца? Разве он достоин твоей преданности и любви?
Но ничто не поколебало Адель.
— Он был бы достоин даже вашей любви, Изабелла, хотя сомневаюсь, что вы это заметили, ибо гнев ослепляет вас.
Уязвленная, Изабелла вопросила:
— Я чем-то обидела вас?
— Нет, дорогая моя подруга, однако я никогда не прощу себе, если не послушаюсь зова сердца.
Миниатюрная юная женщина обняла гибкую как тростинка принцессу и сказала той в утешение:
— Если будет на то Божья воля, я непременно вернусь к вам в обществе благородного доктора и нашей крошки Кэт, ибо мы все трое в Его власти и под Его защитой.
И Адель коснулась креста с рубиновым глазком, надеясь от всей души, что так оно и есть.
Алехандро прямиком направился к воротам, где вместе с сэром Джоном занялся приготовлениями. У девочки нет опыта дальних путешествий, так что для нее лучше всего приготовить лошадь выносливую, но покладистую. Он не стал раньше времени говорить, что на самом деле выбирает лошадь, на которой поскачут две юные хрупкие леди.
На случай, если им суждено вернуться, он также отдал распоряжения о подготовке строжайшего карантина, такого же, как для Мэттьюза с Ридом. Он еще не придумал, как вернуть в замок Адель, но решил, что времени у него достаточно и за время путешествия он что-нибудь да сообразит. Помещение должно подходить для всех личных нужд юной леди.
Сэр Джон взялся за дело со всеми присущими ему тщанием и обстоятельностью. Когда на следующий день Алехандро затемно появился возле ворот, ведя за руку сонную девочку, лошади их уже ждали. Он помог ей взобраться на спину коня, и сердце у него защемило, когда он увидел, до чего седло ей велико, какая она маленькая. Он еще раз проверил запас провизии и подошел к своему жеребцу, готовый вспрыгнуть в седло. Сэр Джон придержал его за руку.
— Хорошенько смотри за ней, лекарь, — сказал он без обиняков, — ибо если и ваше путешествие закончится так же, как у Мэттьюза, не найдется среди моих солдат никого, кто выстрелил бы ей в грудь. Даже во имя спасения короля.
Получив такое напутствие, Алехандро взял поводья лошади Кэт, сам вспрыгнул в седло, и они, едва только солнце появилось над горизонтом, двинулись в путь.
Адель, переодетая в простое платье, как обыкновенная путешественница, ждала их в лесу, шагах в ста от замка. Она выбралась из Виндзора затемно через узкий лаз, который они с Изабеллой помнили с детских лет. Алехандро с трудом разглядел ее коричневую тунику и серые бриджи, едва различимые среди сухих веток. Увидев Адель, Кэт, не посвященная заранее в их планы, радостно вскрикнула. В своей новой одежде они походили на обычное семейство, сорвавшееся с места из-за чумы и отправившееся искать счастья в другом месте. Никто в них сейчас не признал бы двух фрейлин и беглого еврея.
Четырнадцать
Едва дверь за полицейским закрылась, Джейни вскочила и вцепилась в решетку, так, что побелели костяшки пальцев.
— Что здесь происходит? — гневно прошипела она и увидела в глазах Брюса настоящий страх.
— Постарайся успокоиться, — тихо сказал он. — Это просто недоразумение. Скоро все выяснится.
— Но с какой стати нас сунули сюда? Я всего лишь уронила сережку! Господи боже, у меня же ни бомбы, ни…
Брюс перебил ее на полуслове. Лицо его исказилось от страха.
— По-моему, сейчас не следует обсуждать это, — сказал он и оглянулся, будто ища глазами прослушивающее устройство.
«Идиот, — обругала его про себя Джейни. — Уж наверняка им слышно каждое наше слово». Но лишь кивнула, давая понять, что все поняла, и ничего больше не сказала.
В ту же секунду на пороге с чрезвычайно важным видом вновь появился тот самый биокоп, который тыкал им в спину стволом. Как и в первый раз, когда он их здесь запер, биокоп сунул в блок на стене пластиковую магнитную карту и нажал на какую-то кнопку. Раздалось звяканье, тихое, тише, чем то, с каким захлопывались двери, в стальной пластине, привинченной в камере Джейни к решетке, что-то зажужжало, и из прорези выполз плоский пластиковый пакет, внутри которого просвечивало какое-то одеяние. Биокоп через решетку протянул его Джейни, которая сначала оторопело на него уставилась, а потом робко взяла, повертела мешок перед собой и воззрилась на полицейского.
— Что это? — спросила она.
— Комплект стерильной одежды, — ответил биокоп. — Снимите с себя все и сложите там, — приказал он.
Джейни повернулась к Брюсу, и тут он вмешался.
— Будьте любезны, объясните нам, что происходит, — твердо и довольно резко произнес он, однако в голосе его не было и намека на гнев, чему Джейни несказанно изумилась.
Какой молодец, он сознательно не дает воли злости, и она решила последовать его примеру.