Чумные
Шрифт:
Сидя на кровати в своей комнате, плотно прижавшись к стене спиной, Ванесса услышала, как лекарь выходит из дома, как хлопает входная дверь. Он точно в гневе, подумала девушка. И не известно, когда он вернется, когда успокоится и забудет ли эти обидные слова.
– Черт, да зачем я все это сказала?
– Шептала Ванесса.
– Зачем выплеснула на него все, что чувствовала? Кто меня за язык тянул... Дура, дура, дура!
– Она права.
– Шептал себе под нос Филипп.
– Она права... Она не знала, что говорит и зачем говорит, но она все равно права...
Ее слова
"Слова не исправят то, что уже произошло"
Склеп. Лезвие. Порез.
"Не отсрочат судьбу".
Болезнь...
"Не испугают смерть. Лживые мысли не станут правдой"
"Слова - нет. Но лекарство должно.
– Наконец подумал Филипп.
– Ведь я здесь за этим. Я искал его так долго, я его найду..."
Постепенно лекарь начал успокаиваться. Тогда он остановился и понял, что забрел в чащу леса. Развернулся и пошел по своим же следам обратно.
"Да, я жил с этим так долго.
– Думал он, шагая по тропинке, которую сам же и проложил в высокой траве.
– С этой болезнью... Я стремился забыть о ней и забыл, старался жить как без нее. Даже смирился с ней, когда начал искать лекарство. Но почему я так испугался, когда Ванесса сказала про судьбу, про смерть?.."
"То, что произошло, не изменить... Смерть не обмануть. Судьбу не отсрочить. Вот что меня напугало. Эти слова, эти..."
Воспоминания. Голос Нетленного. Его слова о Судьбе, о смерти, которые Ванесса в точности повторила. И о тех, кто, как им думалось, сумел ее избежать.
"Нет, не смей! Не думай! Этого не может быть, это предрассудки, сказки, крестьянские байки! Это болезнь, всего лишь болезнь, ты же знаешь это, старый дурень, хватит пудрить себе мозги и бояться слов какого-то сектанта-фанатика!"
Он быстро разубедил себя в крестьянских байках, сказках и предрассудках. Однако это далось лекарю нелегко, а ушедший страх оставил после себя липкое, противное ощущение слабости на всем теле. Легкая дрожь пробирала все его тело от малейшей, даже мимолетной мысли о страшном прошлом.
Филипп шел домой. Лучи яркого солнца, медленно ползшего по небосводу, помогали прогнать страх. Он все же сумел вернуть себе прежнее спокойное состояние, заставил себя забыть то, что вызвало в нем ужас. Дал себе слово не вспоминать о нем. Но какая-то крохотная часть его сознания, может быть, и сердца, знала, что такой сильный страх не возникает без причины. И даже больше: эта крохотная часть разума Филиппа знала причину. А причина была в том, что фанатик из секты, именующей себя Нетленными, говорил правду. Но Филипп не верил, потому что не желал верить. Слишком невероятной была правда. Слишком очевидной... И безумно, нечеловечески, чудовищно страшной и жестокой.
Дойдя до своего дома, он уже почти забыл все то немногое, что вспомнил. Его встретила Ванесса. Обошлись без расспросов и разговоров. Та увидела, что все в порядке, и почти полностью успокоилась. Через какое-то время заметно ослабла неловкость в общении. Полностью она растаяла только к вечеру, когда Филипп
– ...Впрочем, те воспоминания уже прошли...
– Закрыл он тему непринужденно.
Лекарь не уточнил, какие это были воспоминания. Ванесса не стала расспрашивать, решив, что инцидент остался в прошлом.
Спустя довольно длительное время после урока Ванесса задала вопрос, от которого Филипп предпочел бы уйти в любое другое время, однако теперь, после вскрытия, это было бы просто нетактично и непрофессионально.
– Филипп, как думаете, болезнь заразна? Эпидемия будет?
Филипп не хотел отвечать, он молчал. Долго. Ванесса не решилась переспрашивать. Ей самой этот вопрос дался тяжело. Наконец он ответил:
– Нам нужно сделать все, чтобы ее не было. Потому как если она начнется, карантин будет очень трудно поддерживать. Это не город, где зараженных можно согнать силами армии и стражи, пусть даже силами наемников, в старую часть города. Местная стража, милиция, набрана из добровольцев. Если начнется эпидемия, они будут спасать своих близких, вытаскивать их из карантина, если они будут больны, или будут наведываться к ним прямо в рассадник чумы. Эпидемия распространится, начнется беззаконие, самоуправство и анархия. Ее сможет укротить только Мартин, он - священник старых времен, ему не привыкать контролировать безумную толпу черни. И я чертовски не хочу, чтобы такая толпа оказалась в его власти. Что бы он нам не говорил, когда все будет плохо, мы станем козлами отпущения. Потому нужно будет предупредить стражу, назначить патрули. И нам самим тоже придется патрулировать, высматривать больных, если они будут, а мне кажется, что они будут. Так что, Ванесса, в самое ближайшее время нас ждет очень много работы.
– Черт...
– Пробурчала она мрачно и разочарованно.
– А как она будет распространяться?
– Либо в воде, либо... Не знаю. Эта болезнь бубонами и некоторыми симптомами очень похожа на чуму. Может, крысы. Может, блохи. Это, конечно, не довод...
– Это лучше, чем вода, мастер. Тут кругом вода, кругом влага. А блохи только на крысах.
– Которые тоже везде. Ладно, выкинь из головы до поры до времени. Предлагаю поесть и продолжить наши занятия.
– У вас не отбила аппетит такая мерзость, как вскрытие трупа?
– Ванесса, дорогая, если бы каждая мерзость в этом мире отбивала у меня аппетит, я бы умер с голоду, едва родившись на свет. А теперь хватит о грустном и неприятном, в самом деле. Я сейчас буду рад даже краюхе хлеба и вяленой рыбе.
Остаток дня прошел в привычном ритме, в обучении и работе. И вся неделя тоже.
Как и подозревал Филипп, а вместе с ним и священник, случай с могильщиком не был последним. Болезнь уже коснулась поселения.
Эпидемия была только вопросом времени.