Чушь собачья
Шрифт:
А зарубежная пресса клюнула на собак.
Предательски лишенный льгот и поддержки властей нудизм тем не менее выжил, поскольку был и впрямь выгоден экономически. Но затаенная обида осталась.
Ратмир приостановился посмотреть, как девица-коккер выполнит команду «апорт», ибо ее владельцу вздумалось кинуть трость в фонтан. Зрелище, однако, вышло столь жалкое, что бронзовый призер «Кинокефала» крякнул и поспешил убраться подальше.
– В-вау! – совсем уже непрофессионально взвыл за спиной девичий голос.
Ратмир ускорил шаги.
– Ратмир!
Оторопело обернулся. Вот те на! Оказывается, взвыли-то не по-собачьи – взвыли по-человечьи. Со стороны павильона с надписью «Хот-дог» к нему чуть ли не бегом направлялась юная, абсолютно голая незнакомка.
– Ратмир? Из «Киника»?
– Да… – несколько оторопело признался он.
– Автограф! – выпалила она, вручая ему маркер.
– М-м… – Ратмир был не на шутку польщен. – А на чем?
Она сказала, на чем, и, изогнувшись, подставила названное место. Ратмир примерился – как вдруг заметил, что на правой ягодице незнакомочки красуется росчерк самого Лорда Байрона. Кровь бросилась в лицо. Кое-как уняв внезапную дрожь в пальцах, Ратмир крупно и старательно вывел рядом с подписью мэтра свою – на свободной ягодице…
– Класс! – восхитилась поклонница – и, отобрав маркер, кинулась хвастаться трофеем к павильону, где ее с несчастным видом ждали две такие же подружки, не дерзнувшие по девичьей застенчивости подойти с аналогичной просьбой.
Увлажнившимися глазами Ратмир проводил удаляющийся автограф. Кто бы мог подумать! Оказывается, и нудисточки чувствовать умеют… На сердце у него потеплело. Мерзкий осадок, оставшийся после обидных сегодняшних бесед с Рогдаем Сергеевичем и Тамерланом, растворился бесследно. Как и горькая томительная мысль о сорвавшейся по вине того же Рогдая случке с рыженькой секретаршей Лялей.
«Так-то вот, собаки страшные! – исполнившись демонской гордыни, думал Ратмир. – Разглагольствуйте, поучайте… А все-таки вровень с Лордом Байроном вам не стоять! Хоть голову себе откусите!»
– У, бесстыжая!.. – с тяжелой ненавистью произнес рядом женский голос.
Ну обязательно кто-нибудь попытается испортить праздник! Как же без этого! Ратмир взглянул. Голая баба средних лет в серых туфлях на массивном каблуке и старомодной пышной татуировке испепеляла взглядом любительницу автографов и ее застенчивых подружек. Потом, повернувшись к Ратмиру, испепелила и его.
– Автограф ей! – ядовито продолжала она. – Ремня ей, а не автограф! Ни стыда ни совести: в таком виде из дому выйти!..
– Простите, не понял, – холодно промолвил он. – Вы же сами нудистка…
Татуированные телеса всколыхнулись, звякнув продетыми куда ни попадя колечками, и Ратмиру почудилось, что сейчас она выцарапает ему глаза. Или врежет сумочкой. Будь он на четырех – тяпнул бы, даже не задумываясь. А так пришлось попятиться.
– Да! Нудистка! – Голос ее взмыл визгливо. – У истоков движения стояла! Между прочим! И вы меня с этой голосистой не равняйте! Вы что, разницы не видите?..
– М-м… нет, – покривил душою Ратмир.
Тут наконец голая татуированная халда уяснила, что перед ней идиот, причем не от мира сего. Буйство ее пошло на убыль.
– Это нудипедалки, – сухо известила она – и брезгливо поджала увядшие ярко накрашенные губы.
– Простите… как?! – не поверил он.
– Босиком ходят!.. Хоть бы сиськи татуировкой прикрыла, позорница! – гаркнула она в сторону павильона (нудипедалочки прыснули). – Воспитали молодежь, нечего сказать!..
Глава 5.
Родная конура
Две большие собаки при виде Ратмира застыли на мусорных баках, как на постаментах. Белый свет фонаря ложился сверху, словно тонкий снежок, делая их еще более похожими на изваяния. Дворняжки, разумеется. Чуть что не так – метнутся прочь. А вот породистых Ратмир не встречал давненько. Как только держать натуралов стало дурным тоном, псы голубых кровей очутились на улице, а там всё по Сетон-томпсону: выживают одни дворняги.
Когда-то Ратмир постоянно таскал в сумке пакет с мослами, чтобы подкормить в переулке какого-нибудь сильно отощавшего мраморного дога. Коллегам он говорил, что таким образом изучает повадки настоящих собак, – и это было чистой правдой. Однако имелась и другая причина: втайне Ратмир чувствовал вину перед благородным зверьем, не выдержавшим конкуренции с ним и ему подобными. Он подавал мосол бездомному миттельшнауцеру, как бизнесмен подает милостыню людям, которых сам же и разорил.
Человек стоял неподвижно. Собаки – тоже. Все трое как бы представляли собой скульптурную группу. Прошлое и настоящее.
А может быть, даже и будущее.
У гладкошерстого лопоухого ублюдка, чутко замершего на ближнем баке, среди предков, несомненно, затесался боксер. Чуть выдвинутая нижняя челюсть, тигровый окрас, вздернутый хвост… Немедленно возникла цепочка нехороших ассоциаций. Ратмиру давно за тридцать, а после сорока долго на четырех не побегаешь. Вот уже и поясницу поламывает, когда распрямляешься в конце рабочего дня. «Старый станешь – на пенсию будешь жить, да?» – с легким акцентом прозвучал в памяти низковатый голос Тимура по кличке Тамерлан. В чем-то, конечно, прав угрюмый кавказец. Это лишь по молодости лет можно не задумываясь бросаться лихой фразой: «А я и не собираюсь жить до пенсии!» Доживешь, куда денешься…
Вспомнилась, разумеется, и та боксерша, с которой ему когда-то подвыпившие хозяева веселья ради устроили вязку, о чем он пару дней назад в припадке постельной откровенности опрометчиво поведал секретарше Ляле, Хорошо хоть об остальных умолчал… Опустилась, по мусоркам бутылки собирает… Как же ее звали-то? Кара?.. Капа?..
Так и не вспомнив, Ратмир вздохнул и, стараясь не спугнуть монументальных дворняг, двинулся к своему подъезду.
Он только шагнул из лифта, еще даже ключа не доставал, когда за дверью взвился заливистый радостный лай. Смотри-ка, выходит, и впрямь чутье у нее! Чужих встречают по-другому.
Открыв дверь, Ратмир немедленно подвергся нападению. На радостях Лада чуть не сшибла его с ног – это при ее-то щенячьей массе!
– Неплохо-неплохо… – с уважением промолвил Ратмир. – Спину уже держишь почти правильно… Как там мама?
Лада тут же встала, сердито вытерла ладошки о шорты.
– Как всегда, – процедила она и ушла к себе. Ратмир нахмурился. Переобулся, проследовал в зал.
Регина в полупрозрачном халатике на голое тело, угнездившись с ногами на сиденье пухлого кресла, по обыкновению пребывала в прострации.