Чушь собачья
Шрифт:
– Извините, пожалуйста…
Ратмир не вздрогнул, хотя был к этому близок.
– Скажите… – продолжал вежливый и, как почудилось, слегка испуганный голос. – Этот ваш… мм… приятель, которого вы сейчас сажали в такси… Я понимаю, он был нетрезв, но… Он ведь не случайно пытался укусить машину за бампер? Он, видимо, собакой служит?
– Да, – вяло сказал Ратмир. – Служит… Кстати, я тоже.
Незнакомец изумился.
– Послушайте! – вскричал он потрясенно. – Да мне вас сам Бог послал!..
Неужели
– Простите, а вы кто?
Незнакомец словно бы застеснялся немного.
– Перед вами недостойный представитель Ордена святого Доминика… – со вздохом признался он.
Изумившись в свой черед, Ратмир повернулся, всмотрелся. Черный плащ с откинутым капюшоном, белая туника… Надо же! Настоящий доминиканец! Домини канес… Томазо Мастино… А с другой стороны, какого еще проповедника могло занести в город Суслов?
– Вообще-то я направлялся в Баклужино…
– Спалить пару ведьмочек? – неумно пошутил Ратмир. Собеседник был настолько тактичен, что рассмеялся.
– Нет, – сказал он. – Конечно, нет. От порочной практики Торквемады мы отреклись давно. Как и от самого Торквемады…
Он и впрямь ни капельки не походил на инквизитора. У тех, как представлялось Ратмиру, должны быть клинчатые изможденные морды гончих. А этот уютный русифицированный доминиканец больше напоминал шар-пея: весь из бугорков и складок. Замшевый такой…
– А почему вы здесь сидите? – полюбопытствовал Ратмир. – Поздно же…
Квадратное складчатое личико, насколько можно было разглядеть при столь скудном освещении, стало невыразимо несчастным.
– Я сижу здесь, потому что я растерян!.. – в отчаянии объявил он. – Когда я увидел обнаженных людей на поводках, я понял, что мое место здесь. Я раздумал ехать в Баклужино. И вот теперь я сижу и не знаю, как к вам относиться… Ну хоть вы мне объясните: служить собакой – это грех или профессия?
– Любая профессия – грех, – философски заметил Ратмир.
– Решительно с вами не согласен! – возразил шар-пей. – Всякую работу следует делать во славу Господа…
– Тем более! Что вас тогда смущает? Собеседник снова оцепенел в оторопелом раздумье.
Мрак в бетонно-пластиковой конуре, казалось, заклубился еще сильней.
– Н-ну… все-таки… – неуверенно проговорил он наконец. – Бог создал вас по образу и подобию Своему. То есть человеком, а не псом…
– Совершенно справедливо, – сказал Ратмир. – Именно человеком, а не псом. А также не бухгалтером, не редактором, не секретаршей… Кстати, насколько я помню, апостол Павел советовал каждому довольствоваться своей участью. Слуга да будет слугой, господин – господином…
– Это хорошо, что вы читали послания апостола Павла, но… И бухгалтер, и редактор, и секретарша… Все они хотя бы ходят на двух ногах!
– Это вам только кажется, – мрачно заметил Ратмир. – В широком смысле любая работа ставит нас на четыре мосла.
– Да, но работа при этом, согласитесь, должна приносить пользу! Хотя бы иметь смысл!
– Вы который день в Суслове?
– Первый…
– Так я и думал, – сказал Ратмир. – Дело в том, что собака у нас – самая дефицитная и высокооплачиваемая должность… А с некоторых пор еще и требующая диплома… Возьмите, к примеру… Да хоть рекламное бюро! Как вам кажется: имеет его деятельность смысл?
– Да, разумеется! Реклама – это лицо любой фирмы…
– Так вот я – лицо (или, если вам будет угодно, – морда) фирмы «Киник», причем в гораздо большей степени, чем какое-то там рекламное бюро. От уровня моего профессионализма зависит престиж учреждения. То есть благополучие всех его остальных сотрудников .. – Ратмир поднялся, ободряюще потрепал черные складки откинутого капюшона. – Так что смело приступайте к вашей миссии, падре… В конце концов, чем вы хуже Франциска Ассизского? Тот проповедовал птицам, вы будете проповедовать псам…
– Как? Вы и Франциска знаете? – поразился собеседник. Замолчал. Встревожился. – Да, но… сказано ведь: «Не давайте святыни псам…»
– «И псы едят крохи, которые падают со стола господ их», – с язвительной кротостью возразил ему евангельской же цитатой весьма начитанный Ратмир.
Регина дремала в кресле, уронив голову на грудь. Пришлось снова перенести ее на кровать, причем по возможности бесшумно. Поэтому стук упавшей книги, раздавшийся из-за стены, Ратмир услышал и опознал без труда.
– А почему маленькие песики до сих пор не спят? – строго осведомился он, входя в комнату дочери.
Ответом было старательное посапывание. В темноте Ратмир осторожно приблизился к столу и включил лампу. Под простыней захихикали. Потом содрали ее с головенки и уставили на отца карие смышленые глаза.
– Пап, а правда, что маму однажды с каратэчкой стравили?
– Это кто тебе такое сказал? Она?
– Ага… Правда?
Ратмир смутился. Сказать «нет» – подставить Регину. Сказать «да» – подставиться самому.
– Ну, это… вряд ли… – осторожно начал выпутываться он. – Левреток вообще ни с кем стравливать не принято… И потом, знаешь, такого рода поединки запрещены…
– Почему?
– Потому что это неравный бой… Ну сама подумай голые руки и ноги против хорошо поставленных зубов! Даже боксеры…
– Песики?
– Нет, дяденьки. Так вот, даже боксеры, чемпионы мира, – и те понимали, что самое страшное оружие на ринге – это зубы…
– За ухо? – кровожадно уточнила дочь.
– Ну разумеется!