Под любым предлогом (будь то чеснок, который, по слухам, неожиданно появился в магазинах, или периодически возникавшая потребность в лекарствах) и при наличии оказии (более или менее приличной машины, на роль которой годился любой «Лендровер», имеющий шанс не сломаться
по дороге) я ездил в Келиман. В первую очередь – ради смены обстановки: какое ни есть, а все-таки развлечение. Ну и, конечно, – чтобы провести несколько дней в дивной гостинице «Шуабу». Чаще мне удавалось достать номер, а когда гостиница была забита, я «подселялся» к кому-нибудь из знакомых постояльцев, которые появились у меня в процессе моих келиманских набегов. Персонал гостиницы меня знал – в некотором роде я даже стал завсегдатаем, – и относился приветливо. Совершенно очевидно, что, по советским правилам, я не должен был передвигаться по стране в одиночку – «не меньше тройки!» – да и причины моих командировок практически всегда были липовые. Поэтому, когда в очередной раз я заселялся в гостиницу с небрежным видом авантюриста и путешественника (эдакого свободного гражданина Земного шара), у меня все затряслось от страха, когда ресепшионист сказал мне, что в гостинице остановился советский консул с супругой. Изобразив на лице улыбку счастья от перспективы общения с высокопоставленным соотечественником, я, тем не менее, поинтересовался, где он ест. Для меня в данной ситуации вопрос являлся ключевым. Дело в том, что ценник ресторана был так высок, что советский человек, при существующих тогда зарплатах, не мог себе позволить заведение такого класса. Мне-то платила фирма! «В городе», – получил я ответ и немного успокоился. Может, и пронесет. В тот момент я не подумал, что улыбающийся мне ресепшионист (впрочем, как и любой другой служащий гостиницы) уже мог поведать генеральному консулу Союза Советских Социалистических Республик в Мозамбике о молодом совьетико, скромном ленинградском переводчике Алексее, который любит останавливаться в этом шикарном отеле. Конечно, можно было укрыться в номере с великолепной ванной комнатой, всегда приводившей меня в восторг своей чистотой и элегантным дизайном, но не сидеть же взаперти несколько суток без телевидения и радио (что касается телевидения, то его просто тогда еще не было в Мозамбике)! И не из-за чистой и красивой ванной комнаты я все-таки проделал путь в двести с лишним километров, а чтобы «выйти из джунглей» и «оторваться» по максимально полной программе. Вторым укрытием от консула был ресторан гостиницы с его неподъемным ценником, – мне надо было немедленно поесть, выпить пива, а там уж что-нибудь само придумается.
Нет смысла изголодавшемуся молодому человеку двадцати двух лет от роду в условиях, когда «контора платит», скромничать при выборе блюд. Я сделал нестыдный заказ и удобно устроился в кресле с видом на панораму города (ресторан был на последнем этаже), но держа под прицелом вход. Не успели принести пиво, как я всеми клетками почувствовал, что входящий в зал мужчина и есть консул. Аппетит пропал, пиво резко вызвало отвращение, в желудке громко и неприятно заурчало. Подошедший к мужчине метрдотель что-то сказал ему и, радостно улыбаясь африканской белоснежной губошлепой улыбкой, повел к моему столику. Я вскочил и уже через несколько мгновений отвратительно вспотевшей ладонью жал руку мужчине.
– Сан Саныч, генеральный консул в Бейре.
– Алексей, – проблеял я.
Мы уселись. Мое пиво уже стояло на столе, и нестыдный заказ в сложившихся обстоятельствах отменить было невозможно, – в общем, я засветился. Вероятность того, что встреча обернется для меня серьезными последствиями, была крайне высока, масштаб возможного бедствия пока оценке не поддавался. Сан Саныч задумчиво и с любопытством уставился в меню, в моей голове завертелись хорошо знакомые мне антисоветские и вообще антигуманные цены.