Чуть короче жизни
Шрифт:
Сейчас Базарная площадь уже вовсю светилась театральными огнями, хотя какой-то подвыпивший художник еще предлагал услуги портретиста двум хихикающим барышням. (По вечерам местные художники обычно собирались в пивной Ечинкова, но этот явно еще не заработал себе на закуску.)
– Барышни, при електрическом свете вы еще красивше выглядеть будете! – твердил свое художник, хотя свет от театральных фонарей едва озарял его прибежище у тумбы с афишами. Женя посмеялась над упорством художника, опустила на окне занавески и зажгла ночник.
Огонек высветил белизну разобранной постели и маленький столик рядом с ней. Женя с трудом отцепила от шеи хвост Бусика, чтобы положить зверька на салфетку на столике. Не спеша разделась, влезла в прохладное нутро ночной сорочки, но не легла, а подошла и стене и протянула ладонь к иконе.
– Помоги мне, Господи! – прошептала еле слышно.
Где-то в щели меж половицами пронзительно застрекотал сверчок. Женя вздохнула, с маху бросилась на кровать и набросила на себя покрывало.
– Шутник ты, Господи! – проговорила, уже засыпая.
Господь невидимо улыбнулся с иконы. На площади продолжал что-то бормотать полупьяный художник, съезжались к спектаклю экипажи улатинцев, а Бусик соскользнул со своего стола, принюхался и потрусил к подоконнику. На подоконнике пышным розовым цветом красовалась герань. Бывший циркач ловко вскарабкался на подоконник, захватил лапкой пучок листьев и затолкал в рот.
Герни
Я не знаю, где Женечка набралась этих дурацких идей насчет знаков! До нашей встречи ее симпатичная головка была набита всякими глупостями насчет того, что Господь, якобы, непрерывно беседует с нами при помощи всяких знаков, чтобы сообщить нашу дальнейшую судьбу. Вот, если бы вы были Господом, вы тратили бы время на беседы с земными балбесами или, может быть, за это же самое время создали бы пару-тройку миров?
3
К Нинель Ботвеевой ехать надо было с самого утра: иначе даму сию дома можно было и не застать. Наспех выпив кофею с поджаренными ломтиками хлеба, барышни устремились на задний двор, где сердитый и не выспавшийся Прохор ругался с местным кучером.
– Ты мне про орловцев-то не говори! – кричал он, уперев руки в бока и задрав к небу растрепанную бороду. – Вроде без них и лошадей нет?! И получше найдутся!
– А ну-ка, ну-ка, какие? – не уступал кучер Василий.
У ворот переминалась с ноги на ногу уже запряженная арсеньевская пара. Женя вошла в коляску, поправила уютно расположившегося на плече Бусика и закричала на Прохора:
– Хватит болтать, поехали!
Анна приподняла кружевные оборки лилового платья, и степенно поднялась в коляску.
– Барышня, нешто вы не со мной поедете? – спросил Василий печально.
Анна стрельнула в широкоплечего молодца лукавым взглядом, чуть зарделась щечками:
– Папенька мне с тобой ездить не велит. Ты шибко гоняешь!
Василий надул было губы, но Прохор ему ответить не дал.
– Сам давеча жаловался, что городовые свистели! – напомнил он посрамленному сопернику. – А у барышень от скачки головы кружаться!
Вообще-то, он нагло врал: и Женя, и Анна не раз катались по городу с ветерком, просто Прохор лучше понимал лошадей, и адвокат действительно доверял ему больше, чем собственному кучеру. Вообще-то, Горюнов уже приобрел автомобиль, но капризная английская штучка все еще торчала в гараже в ожидании шофера (на немецкую машину шофера сыскать было легче, но английская престижу давала больше).
Довольный победой Прохор взгромоздился на козлы и взял в руки вожжи.
– Открывай ворота! – крикнул он басом, но раздосадованный Василий демонстративно ушел на конюшню, поэтому приказ бросились исполнять дворовые мальчишки.
4
Нинель Ботвеева жила на окраине. Ее двухэтажный особнячок стоял несколько в стороне от других домов и выделялся розовыми шелковыми занавесками на окнах да бесхвостым каменным львом у парадного входа. (Хвост мраморному царю зверей прошлым летом отбили подгулявшие мастеровые.)
Хозяйка дома слыла искусной гадалкой, а также большой специалисткой по любовной магии. Нинель Ботвееву наперебой приглашали к себе семьи, где имелись девицы на выданье.
Прохор остановил лошадей на углу улицы. Барышни одна за другой выбрались из коляски, ведь подойти пешком к дому Нинель, считалось хорошей приметой. Когда барышни позвонили у крыльца, расторопная горничная провела их в светелку, где Нинель обычно принимала гостей. Сама хозяйка явилась минут через пятнадцать, щуря еще не накрашенные черные глазки и откровенно позевывая.
– Чего желаете, мои разлюбезные: гадать будем или привораживать?
Анна внезапно смутилась, хотела что-то сказать, но замешкалась. Женя была настроена более решительно:
– Сперва – гадать!
В руках Нинель привычно замелькали затертые карты.
– Какая-то дама бубновая возле твоего короля вьется, – сообщила она Анне, которая тут же обиженно заморгала. – Не иначе, как приворожить хочет!
Пока Анна выясняла у Нинели подробности насчет козней бубновой дамы, Женя листала толстенную книгу Папюса, посвященную тонкостям магии. Женя была у Нинели не в первый раз, и всегда эта книга лежала на зеркальном столике, раскрытая на одной и той же странице. «Любовь. Возбудитель человека воли», – значилось название раздела. Женя подозревала, что Папюс понадобился гадалке лишь для создания атмосферы особой таинственности.
Нинель смешала карты, пообещала Анне за отдельную плату обратить к ней сердце трефового короля и вопросительно обернулась к Жене.
– Гадай на ближайшее будущее! – велела Женя.
– Насчет имения спроси! – напомнила Анна, но Женя отмахнулась. Ее невольно привлекали мелькающие в руках гадалки карты, которые, казалось, сами сновали по столешнице. Нинель снисходительно улыбнулась, потом взглянула на карты, и улыбка стала кривоватой.
– Будет тебе дорога, милая, дорога неблизкая, опасная. И будет около тебя человек… Человек? – гадалка пристально всмотрелась в карты, и на лбу ее у вдруг проступили капельки пота. Резким движением Нинель смешала карты.