Чувство вины, или Без тебя холодно
Шрифт:
– Вы о чем? Какой выкидыш?
– А вы что, не знали, что вы беременна?
– Я думала, это просто задержка. У меня и раньше случались сбои в менструальном цикле. У меня были какие-то подозрения, но я не придавала им особого значения. Дело в том, что я никогда не предохранялась и ни разу не беременела.
– На этот раз вы все же были беременны. Возможно, выкидыш спровоцировал какой-нибудь стресс. Произошло кровотечение и раскрытие шейки матки, началось кровотечение. Как вы сейчас себя чувствуете?
– Я ощущаю сильную слабость, голова кружится.
– Это пройдет. Врач говорит, что вы больше не сможете иметь детей, но я считаю, что бесплодие – это не приговор. Сейчас в медицине нет ничего невозможного.
Я
Несмотря на то что я должна была пролежать в больнице как минимум неделю, я написала расписку, что несу ответственность за свое здоровье, и ушла из больницы.
Первым делом я поехала в банк и благодаря нотариальной доверенности мужа перегнала все деньги с его счета на свой, оставив Пашин счет обнуленным. Получив крупную сумму наличными, я аккуратно положила ее в сумочку. Затем позвонила Жоржу и поинтересовалась, как обстоят дела.
– Уже есть определенные договоренности. Я попытаюсь закрыть дело на стадии расследования, – заверил меня Жорж. – Просто пока есть некоторые трудности. Было бы намного легче, если бы сбитый насмерть пешеход был пьян или переходил дорогу в неположенном месте. Ну тут, как назло, совсем другой расклад. Алкоголя в крови умершего не выявлено, да и переходил он дорогу в разрешенном месте. Там была зебра.
– Был жуткий дождь, и уже темнело. Пешеходного перехода не было видно.
– Я все понимаю. Сегодня я встречаюсь с женой погибшего. Попытаюсь поговорить с ней о деньгах и хоть как-то расположить ее к себе.
– Дай мне адрес. Я хочу съездить к ней сама.
– Светлана, а ты уверена, что тебе стоит в это вмешиваться? Если тебе так хочется принять в этом участие, то, может, лучше поедем вдвоем?
– Я съезжу одна и попытаюсь обо всем договориться. Думаю, женщине всегда проще договориться с женщиной. Уверена, что мы сможем друг друга понять.
Жорж тут же продиктовал мне адрес и сказал, что будет ждать результата. Я поймала такси и отправилась по указанному адресу. Остановившись у ничем не примечательного панельного дома, я зашла внутрь и дрожащей рукой нажала кнопку звонка. Через пару минут дверь распахнулась, и я увидела мертвенно-бледную женщину с зачесанными назад волосами, худым лицом и темными кругами под глазами.
– Что нужно? – устало спросила она, пристально смотря на меня.
Нижнее веко ее левого глаза стало заметно подергиваться. Видно, что у нее был нервный тик.
– Я жена того человека, который сбил вашего мужа в тот злополучный вечер, – медленно произнесла я и ощутила, как меня бросило в жар. – Я могу пройти?
– Проходите, – тихо произнесла женщина и провела меня на кухню.
Мы сели друг против друга. Я немного прокашлялась, не зная, как начать разговор. Женщина сама пришла мне на помощь:
– Вы за своего мужа пришли просить? Мол, мой мертвый, а ваш живой, моему уже ничем не поможешь. Я знаю, что была непогода, но это не снимает ответственности с вашего мужа за то, что он сбил моего насмерть. Тем более мой муж переходил дорогу там, где положено. Конечно, вашего мужа могут выпустить под залог, но знайте, что я буду добиваться правосудия, – мрачно произнесла женщина. – У меня осталась дочь. Я не работаю. Муж был единственным кормильцем в семье.
– Как вас зовут?
– Надя.
– Меня Света.
– Не скажу, что мне приятно наше с вами знакомство.
– Это ваше право. Я пришла, чтобы сказать, что я вас полностью поддерживаю.
– Вы о чем? – удивленно подняла брови Надежда.
– Мой муж должен быть наказан по всей строгости закона. Степень вины водителя и меру наказания определяет суд. Если суд признает вину моего мужа, то его ждет уголовное наказание по двести шестьдесят четвертой статье. Она гласит, что нарушение лицом, управляющим автомобилем, правил дорожного движения, повлекшее по неосторожности смерть человека, наказывается лишением свободы на срок до пяти лет с лишением права управлять транспортным средством на срок до трех лет. Увы, но наша российская Фемида довольно лояльна к водителям. Поэтому моему мужу больше просто не могут дать. В других странах закон более строг. Например, в Великобритании все намного жестче. За подобное преступление там дают минимум десять лет, а максимум – пожизненное заключение. Жаль, что мы с вами живем не в Великобритании. Правда, так как погиб кормилец семьи, на содержании которого находился несовершеннолетний ребенок, то на моего мужа могут еще наложить обязанности по содержанию вашего ребенка до достижения им совершеннолетия. Конечно, я бы могла откупить своего мужа и ему бы дали условный срок, а при желании мы могли бы избежать даже такого наказания, но я не буду этого делать. Я хочу, чтобы мой муж получил то, что ему положено, по максимальной программе.
– Я думала, вы пришли со мной договариваться, – опешила от моих слов Надя.
– Я действительно пришла договариваться, – жестко сказала я и, открыв сумочку, выложила на стол внушительную пачку денег.
– Что это? – окончательно растерялась Надежда.
– Деньги. Вы разве не видите?
– Зачем?
– Это вам.
– За что?
– За то, чтобы мой муж получил по полной программе. Вы должны идти до конца. Никаких поблажек, уступок и компромиссов с адвокатом или следователем. Будьте непреклонны и требуйте самого строгого наказания. Это наш с вами уговор и единая цель. Если моему мужу дадут максимальный срок, а точнее – пять лет, сразу после суда вы получите еще точно такую же сумму.
Вдова посмотрела на меня растерянно, потом перевела взгляд на деньги и, словно не веря тому, что происходит, спросила:
– Вы хотите посадить собственного мужа?
– Хочу.
– Вы его совсем не любите? – Надя взглянула на меня с тревогой.
– Я его ненавижу, – отрезала я. – Я хочу, чтобы после того как суд приговорит моего мужа к максимальному сроку, он пришел в тюремную камеру и начал биться головой о бетонную стену. И пусть от каждого удара ему будет все хуже и хуже. Его арестантская голова все равно крепче, чем тюремные стены. Я хочу, чтобы он разбил ее в кровь. А я в это время буду пить мартини, слушать джаз и танцевать в гостиной. Он любил смотреть на то, как я танцую. Больше ему никогда не увидеть этого. – С трудом сдерживая слезы, я закинула ногу за ногу, обхватила колени руками и продолжила: – Я хочу, чтобы за этими тюремными стенами он почувствовал себя заживо погребенным. Пусть он думает, что жизнь закончена. Впереди только мрак, пустота, душевная боль и безысходность. Я хочу, чтобы еще при жизни он почувствовал себя мертвецом. Пусть другие сокамерники пожирают его, как поедают крупные пауки более мелких пауков, живущих с ними в одной стеклянной банке.
Чем больше я говорила, тем все шире становились глаза Надежды. Мне показалось, что ей стало по-настоящему страшно.
– Я хочу, чтобы он тупо смотрел в потолок, валяясь на нарах, и воспоминал о том времени, когда мы были вместе, – продолжала я ее шокировать, – Пусть он однажды не выдержит и вскроет себе вены. Нет, я не хочу, чтобы он умер. Я хочу, чтобы его спасли, побили за содеянное дубинкой по почкам, надели наручники и кинули обратно в камеру. Пусть он поймет, что в его ситуации умереть – это слишком легко. Намного сложнее жить и мучиться. – Немного помолчав, я бросила на Надежду обеспокоенный взгляд и осторожно спросила: – Вы не знаете, у них там Интернета, случайно, нет?