Шрифт:
Глава первая
Маленькая Маша спала в своей постели, когда ее разбудил крик старшего брата.
— Маша! Горим! — закричал Роман. — Надо выбираться из дома! Вставай! Вставай! Вставай!
Он продолжал трясти ее за плечо, прикрывая нос и рот сгибом локтя. Маша моментально проснулась, за две секунды оценив ситуацию, вскочила с постели и попыталась вбежать в комнату к родителям. Но брат перехватил ее за руку и потащил к окну. Маша снова пыталась вырваться из его цепких рук.
— Нет. Нельзя туда! Не открывай дверь!
— Там мама и папа! — захныкала она, откашливаясь от дыма.
— Я не смог разбудить их. Выбираемся из дома! Иначе сгорим!
Комната стала наполняться жаром и дымом. Он помог сестре забраться на подоконник
Они жили в небольшой деревне в Московской области, в одноэтажном частном доме, который достался им от дедушки. Этот дом прослужил бы им еще пару десятков лет, если бы не огонь, который легко и нагло пожирал его вместе с их родителями. Черные клубы дыма поднимались в небо. Слышен был треск горящих деревянных балок и шифера. Заискрились провода, ведущие к дому, чуть позже они оборвались и упали на землю. Через полчаса с грохотом рухнула и крыша. Огонь стал еще больше. В ночи он выглядел одним большим факелом с искрами, поднимающимися в звездное небо.
Стояла майская ночь. Никто из соседей не почуял неладного. Они мирно продолжали спать в своих уютных постелях. К счастью догорающий дом стоял чуть дальше от остальных домов, и даже сильный ветер не смог бы перекинуть огонь на другие объекты.
Роман с высоты своего десятилетнего возраста продолжал крепко держать Машу за руку. Они смотрели, как догорает их дом. Он подумал о родителях, которые остались там, но до конца не понимал, что испытывает сейчас. Он пытался разбудить их криками, когда почуял запах дыма, но понимал, что не получится. Приоткрытая дверь в комнате родителей начала гореть. Огнем было охвачено и остальное убранство комнаты. Оба были пьяны, ведь накануне их отец получил зарплату. Позвать на помощь соседей уже не имело смысла. Никто бы не сунулся в огонь. Ему оставалось только разбудить сестру и выбираться оттуда.
Выпивать их родители стали через два года после рождения Маши, переложив заботу о детях на дедушку. Через три года не стало и дедушки. С тех пор дети были представлены сами себе. Их дом частенько заполнялся такими же «любителями выпить», как и родители. В такие дни Роман вместе с Машей запирались в комнате, сидели тихо и старались не обращать внимания на нецензурную брань и дикий смех пьяных людей.
Благодаря маминой сестре тете Ире, которая приехала погостить к ним, Роман пошел в первый класс, а пятилетняя Маша в садик. Именно она напомнила их «горе — мамочке», что «детям надо учиться в школе, а не смотреть на ваши пьяные посиделки». Деревенская школа и детский сад стояли бок о бок друг с другом и находились в конце деревни. Роман отводил сестру в садик, а сам шел в школу. Воспитатели, зная обстоятельства их семьи, молча принимали ее в садик и также молча отдавали ее вечером брату. Иногда по заявлению соседей к ним наведывались работники из органов опеки и попечительства и, получив от родителей лживое обещание, исправиться к завтрашнему дню, уходили. Жили они на скудную зарплату, которую получал папа на местной ферме, работая скотником. Ее едва хватало на продукты питания. Чтоб оплачивать коммунальные платежи не было и речи. Им часто отключали электричество, но сосед — электрик за бутылку презренной водки снова и снова подключал их дом к ЛЭП. Одеждой и иногда продуктами детям помогали соседи и мамина сестра. Через два года Маша пошла в первый класс, а Роман в третий. Так продолжалось несколько лет, пока в их жизнь не вмешался пожар.
Рассветало. Лучи солнца вышли из-за горизонта и осветили поляну, на котором когда-то стоял их старый деревянный дом. Утреннюю тишину прорезали голоса деревенских петухов и мычание коров, которых надо было выводить на пастбище. Дом почти полностью догорел и превратился в груду пепла, из которого торчали несколько железных спинок кровати.
— Все будет хорошо, — успокаивал Роман Машу, которая стояла, прижавшись к нему. Он сам до конца не верил в то, что говорил, но понимал, что теперь
— Господи! Господи! — прижав руки к груди, закричала их соседка, тетя Марина, увидев сгоревший дом. Она подошла к ним и заметила дым, который вот-вот должен был исчезнуть. Женщина переводила взгляд с груды пепла на детей и обратно, до конца не веря своим глазам. — Как? А где Валя с Андреем? — спросила она, имея в виду родителей.
Дети продолжали молчать. Женщина все поняла и, оглядываясь на то место, где раньше стоял дом, повела их к себе. По дороге она успела сообщить нескольким соседям о случившемся. Пока дети были у нее дома, в конце улицы послышался вой сирен пожарной машины и скорой помощи. Вокруг дома собралась толпа зевак. Пожарные, облив все водой, стали топтаться в пепелище и нашли два обугленных тела. Их поместили в черные мешки и оставили в сторонке. Предварительной причиной пожара назвали непотушенную сигарету. Других версий у них пока не было. Участковый опрашивал соседей и заполнял бумаги, которые он отправит в следственный отдел. Фельдшер, тучная женщина, подавив зевоту и осмотрев детей, поняла, что их жизням ничего не угрожает, но заметив ожог на плече у Романа, решила их отвезти в больницу. Участковый пытался поговорить с ними, но брат с сестрой продолжали молчать. Было решено показать их психологу и временно поселить в детский дом, пока родственники не заберут детей.
Пока дети находились в детском доме, Валю и Андрея похоронили соседи. Больше было некому. На похороны приехала только Ира и, заплатив лишь некоторые услуги похоронного бюро, в спешке уехала обратно в Москву.
Детей так никто и не забрал. С конца мая и все лето они провели в детском доме и поняли, что теперь это их новый дом. Начался новый учебный год.
После уроков Роман всегда прибегал к Маше и был рядом с ней. С ними часто общались психологи и педагоги, думая, что это поможет пережить детям горе. В течение следующего года Роман оправился быстрее, чем сестра. Маша продолжала молчать и лишь изредка отвечала на уроках. Она почти ни с кем не общалась, не считая старшего брата. В детском доме они быстро поняли, что здесь надо уметь постоять за себя, есть то, что тебе дали в столовой и никому не показывать своих слез.
Спустя еще год Маша окончательно оправилась и начала общаться со своими одноклассниками. Роман все время был рядом и никому не давал обижать ее. Вскоре они забыли про пожар и редко вспоминали родителей. В их памяти они всегда остались пьяными. У них не было никаких фотографий. Если они и были, то только у тети Иры, которая ни разу их не навестила. Казенная одежда, еда и постель стали их постоянными спутниками еще на несколько лет.
***
— Извините, что не торжественно и без оркестра, — любезно, но с небольшим сарказмом произнес глава местной администрации, вручая двадцатитрехлетнему Роману ключи от его новой однокомнатной квартиры.
— Обойдемся без оркестра, — ответил он, взял протянутые ключи, подписанные документы и посмотрел на Машу, которая кому-то набирала сообщение на мобильном телефоне.
— Ну а теперь, вы, барышня, — обратился он к Маше и взял протянутый его помощником из той же местной администрации ключ с красной ленточкой. — Поздравляю вас с получением от нашего государства тоже однокомнатной квартиры. Она сразу же напротив этой, — указал он на металлическую дверь и протянул ей ключи.
— Спасибо, — улыбнулась она и посмотрела на Романа.
— Теперь вы вступаете в самостоятельную жизнь, полную забот и…
— Думаю достаточно, — прервал его Роман. — Если вы не против, мы бы хотели отдохнуть. Нам завтра на работу, — соврал он.
— Да, конечно, — почти выплюнул чиновник. — Удачи вам.
Последняя реплика прозвучала почти с презрением. Роман подождал, пока те скроются в лифте, и взглянул на Машу.
— Тебе обязательно так надо было грубить? — спросила Маша, рассматривая три блестящих ключа и отворяя дверь.
— Ты же знаешь, как я отношусь к лицемерию. Или ты забыла, как мы обивали пороги кабинетов, чтобы получить жилплощадь? — спросил он и вошел вместе с ней в ее новую квартиру. — Потом взглянем на мою квартиру.