Чужак в чужой стране
Шрифт:
В его мыслях не было земных понятий. Английский, которому он только что выучился, был беден, даже примитивнее того, на котором торгуются на базаре индус и турок. Смит пользовался английским так же, как пользуются шифровальными таблицами — работа и долгая, и нудная. Теперь же его мысли-абстракции полумиллионолетней, совершенно чуждой человечеству культуры были настолько далеки от человеческих понятий, что перевести их было совершенно невозможно.
В смежной комнате играли в криббидж доктор Таддеус и Том Мэчем, приставленный к Смиту вместо медсестры. Таддеус все время косил одним
Пациент лежал в мягкой оболочке гидравлической кровати и, похоже, был мертв. Таддеус рявкнул:
— Доктора Нельсона!
— Слушсэр! — отозвался Мэчем. И добавил: — Как насчет «трясуна»?
— Доктора Нельсона!!!
Мэчем бросился вон. Врач осмотрел пациента, не прикасаясь к нему. В палату, неуклюже, как и все, кто долго пробыл в космосе и еще не успел привыкнуть к земной тяжести, вошел пожилой доктор.
— Что у вас, доктор?
— Дыхание, температура и пульс пациента пропали около двух минут назад, сэр.
— Что вы предприняли?
— Ничего, сэр. Ваши указания…
— Хорошо, — Нельсон осмотрел Смита, взглянул на аппаратуру позади кровати: такую же, как и в смежной комнате. — Дайте мне знать, если что-нибудь изменится.
Он повернулся, собираясь уйти.
Таддеус оторопело уставился на него.
— Но, доктор…
— А каков ваш диагноз, доктор? — осведомился Нельсон.
— Ммм… мне не хотелось бы говорить о вашем пациенте, доктор.
— Я спросил вас о диагнозе.
— Хорошо, сэр. Шок… нетипичный, возможно, — увильнул он от ответа. — Шок, повлекший летальный исход.
Нельсон кивнул.
— Разумно. Но это особый случай. Я видел пациента в таком состоянии, наверное, дюжину раз. Глядите, — он поднял руку Смита и отпустил ее. Она осталась в том же положении.
— Каталепсия? — спросил Таддеус.
— Называйте так, если вам нравится. Только смотрите, чтобы его не тревожили, и дайте мне знать, если что-нибудь изменится, — он положил руку Смита на место.
Нельсон ушел. Таддеус поглядел на пациента, покачал головой и вернулся к себе. Мэчем достал карты.
— Криб?
— Нет.
— Если вам интересно мое мнение, док, — сказал Мэчем, — то этот человек не жилец на белом свете.
— Никто не собирался спрашивать твоего мнения. Пойди, покури с охраной. Мне надо немного подумать.
Мэчем пожал плечами и пошел в коридор. Охранники вытянулись в струнку, но, увидев, кто это, расслабились.
— Что там была за беготня? — спросил моряк, что был повыше ростом.
— Он разом родил пятерых, и мы спорили, как их назвать. Ну, мартышки, у кого найдется сигаретка? И огонек?
Второй моряк вытащил пачку сигарет.
— И где теперь взять кормилиц?
— Ничего, что-нибудь придумаем, — Мэчем ткнул сигаретой почти в лицо моряку. — Как бог свят, джентльмены, я ничего не знаю об этом больном.
— Что это за приказ: «Никаких женщин»? Он что, сексуальный маньяк?
— Я знаю только, что его доставили с «Победителя» и велели не тревожить.
— С «Победителя»! —
— Что ясно?
— Тогда во всем этом есть смысл. У него не было ни одной женщины, он не видел ни одной, не касался ни одной… месяцами. И он болен, понимаете? Они боятся, что он загнется, если положит на бабу руку. — Он моргнул. — Я бы точно загнулся.
Смит чувствовал присутствие докторов, но грокнул, что они явились с добрыми намерениями; не было нужды высвобождаться целиком.
Ранним утром, когда санитарки задевали лица своих пациентов мокрыми и холодными полами своих халатов, Смит вернулся к жизни. Он ускорил биение сердца, усилил дыхание и обвел помещение, глядя спокойным и безмятежным взглядом. Он тщательно разглядывал помещение, запоминая все детали. Он видел его впервые, поскольку был неспособен к восприятию, когда его доставили сюда. Место это было для него необычно: на всем Марсе не было ничего подобного; не походило оно и на секторальные отсеки «Победителя». Восстановив в памяти события, тянущиеся от его гнезда к этому месту, он готов был принять их и радоваться им.
Он уловил присутствие еще одного живого существа. Старенький паук спускался с потолка, крутясь при спуске вокруг своей оси. Смит с восторгом разглядывал его, соображая, не принадлежит ли он к этому гнезду.
В это мгновение вошел доктор Арчер Фрейм, сменивший Таддеуса.
— С добрым утром, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?
Смит проанализировал вопрос. В первой фразе он опознал формализм, не требующий ответа. Перевод второй фразы был неоднозначен. Когда ее использовал доктор Нельсон, в ней было значение; когда капитан Ван-Тромп — это был формализм.
Он почувствовал замешательство, которое часто охватывало его при попытках общения с этими существами. Но он заставил себя оставаться спокойным и рискнул ответить:
— Чувствую себя хорошо.
— Хорошо, — эхом отозвалось существо. — Доктор Нельсон будет с минуты на минуту. Вы готовы к завтраку?
Все эти понятия входили в английский словарь Смита, но он не был уверен, что правильно понял услышанное. Он знал, что был пищей, но не знал, что для этого нужна какая-то готовность. И он никак не ожидал, что ему окажут такую честь. Он не знал, что с продовольствием здесь обстоит так туго и приходится уменьшать число членов группы. Он испытывал легкое сожаление, поскольку надо было еще грокнуть столько нового, но не собирался протестовать.
Однако он был избавлен от трудностей перевода появлением доктора Нельсона. Корабельный врач осмотрел пациента и ряд приборов.
— Стул есть? — спросил он Смита.
Смит понял вопрос. Нельсон всегда задавал его.
— Нет.
— Мы позаботимся об этом. Давай-ка, поешь. Санитар, принесите поднос.
Нельсон скормил ему три кусочка, потом вложил в руку ложку и велел есть самому. Это было утомительно, но зато доставило ему радостное чувство, ибо это было первое самостоятельное действие с того мгновения, как его поместили в странное стиснутое пространство. Он очистил тарелку и спросил: «Кто это?» Следовало вознести хвалу своему благодетелю.