Чужак в стране чужой
Шрифт:
Джиллиан испуганно огляделась – все вокруг казалось почти невыносимой буколической идиллией – и зарыла лицо в ладони.
– Джубал… Джубал, а что же тогда делать?
– Ну-ка, ну-ка, ты это прекрати, – прикрикнул на нее Харшоу. – И не смей в моем присутствии по Бену слезы лить. Ничего хуже смерти с ним не случится – а ведь такое предстоит и всем нам, кому – через несколько дней, кому – через несколько лет. Ты бы с Майком поговорила, он боится «развоплощения» гораздо меньше, чем выговора. Может, он и прав, конечно. Да если бы я сообщил нашему марсианину, что решил поджарить его на обед, он поблагодарил бы меня за оказываемую честь, захлебываясь от радости и счастья.
– Знаю, – уныло кивнула Джилл, –
– Вот и я тоже, – весело признался Харшоу. – Но я уже начинаю понимать эту – весьма утешительную для человека моего возраста – точку зрения. Способность расслабиться перед неизбежным и получать удовольствие – я воспитывал ее в себе всю свою жизнь… и вот, пожалуйста, какой-то младенец с Марса, едва достигший возраста, когда пускают к избирательной урне, настолько дурковатый и неопытный, что его и через деревенскую-то улицу нужно за ручку переводить, чтобы телегой не переехало, – он убедил меня, что это я только-только начинаю ходить в детский сад. Вот ты, Джилл, спрашивала, можно ли оставить здесь Майка. Господи, да я готов силой его здесь удерживать – пока не узнаю все то, что он знает, а я – нет. Вот, скажем, эта история с «развоплощением» – это ведь не о том, что жизнь невыносима. Тут же нет ровно ничего от фрейдовского «стремления к смерти» и даже ничего от «все, как ни вьются реки». Тут уж, скорее, по Стивенсону: «Я радостно жил и легко умру». Насчет Стивенсона я сильно подозреваю, что тот попросту подбадривал себя перед лицом неизбежного – или впал на последней стадии своей чахотки в эйфорический бред. Но вот Майк – он же почти уверил меня, что знает, о чем говорит.
– Возможно, – все так же уныло откликнулась Джилл. – Но я просто боюсь за Бена.
– И я тоже, – признался Джубал. – Ладно, Майка мы в другой раз обсудим. Я, собственно, тоже не думаю, что Бен прячется.
– Но ты ведь говорил…
– Подожди. Мои шерлоки холмсы не ограничились редакцией «Пост» и станцией Паоли. В четверг утром Бен посетил Бетесдинский медицинский центр, в сопровождении адвоката и Честного Свидетеля – самого Джеймса Оливера Кавендиша, если ты что-нибудь в этом петришь.
– Боюсь, что нет. Никогда о таком не слышала.
– Неважно. Тот факт, что Бен нанял именно Кавендиша, показывает серьезность намерений – по воробьям из пушек не стреляют. Они добились встречи с «Человеком с Марса».
– Не может быть, – судорожно выдохнула Джилл.
– Джилл, ты оспариваешь показания Честного Свидетеля… и даже не просто Честного Свидетеля, а самого Кавендиша. Если он что-нибудь утверждает – это такая же истина, как Святое Писание.
– Да будь он хоть все двенадцать апостолов в одном лице – не было его на моем этаже в тот четверг. Ни его, ни Бена, ни какого-то там адвоката.
– А ты слушай повнимательнее. Я же и не говорю, что их провели к Майку, я сказал, что они добились встречи с «Человеком с Марса». Совершенно очевидно, что с тем, липовым, которого показывают по телевизору.
– А-а. Ну конечно. И Бен поймал их за руку!
– Так, девочка, медленно считай про себя до десяти тысяч и не перебивай меня, пока я не закончу, – болезненно поморщился Джубал. – К сожалению, никого Бен ни за какое место не поймал. Этого не сумел сделать даже Кавендиш – а если и сумел, то никому не признаётся и не признается. Ты же знаешь кодекс поведения Честных Свидетелей.
– Н-ну… нет, не знаю. Я их никогда не видела.
– Не видела? Энн!
Сидевшая на вышке для прыжков Энн обернулась.
– Энн, – снова крикнул Джубал, – вон тот дом, на вершине холма, какого он цвета?
Энн взглянула в указанном направлении.
– С этой стороны он белый, – ответила она, даже не полюбопытствовав, зачем Джубалу понадобилось это знать.
– Вот видишь? – Харшоу снова повернулся к Джилл. – Ей и в голову не приходит предположить, что и остальные стены дома тоже белые. И вся королевская рать не заставит Энн что-то сказать о цвете этих стенок – разве что она сходит туда и посмотрит. Но даже и тогда она не станет утверждать, что стенки так и остались белыми после ее ухода.
– Так что же, значит, Энн – Честный Свидетель?
– Полное образование, неограниченная лицензия, право давать показания Верховному Суду. Можешь расспросить ее на досуге, почему она перестала практиковать. Только не планируй на тот день никаких других дел – настырная девица будет излагать тебе правду, всю правду, ничего кроме правды, а на это уходит уйма времени. Но вернемся к нашим мутонам, а точнее, к мистеру Кавендишу. Бен нанял его для открытого свидетельствования, безо всяких ограничений и без сохранения задания в тайне. Поэтому когда Кавендиша начали спрашивать, он отвечал со всеми утомительными подробностями. Интереснее всего было не то, что он говорил, а то, чего он не говорил. Он ни разу не сказал, что человек, которого они видели, не является Человеком с Марса… но при этом ни одно слово Кавендиша не дает оснований утверждать, что он считает предъявленный им экспонат Человеком с Марса. Знай ты Кавендиша, ты поняла бы, что это полностью решает вопрос. Если бы он видел Майка, он описал бы его с такой точностью, что и ты, и я были бы уверены, что он видел именно Майка. Ну вот, например, Кавендиш описывает форму ушей «Человека с Марса» – и она не такая, как у Майка. Че-тэ-дэ: ни Кавендиш, ни Бен Майка не видели, им всучили липу. Кавендиш прекрасно это понимает, но сказать об этом не может – его удерживает профессиональный кодекс.
– Я же и говорила, не было их на моем этаже.
– Но пойдем дальше. Все это произошло задолго, точнее, за восемь часов до того, как ты провернула свой номер с побегом; по словам Кавендиша, они увидели липового Смита в четверг утром, в девять часов четырнадцать минут. В этот момент настоящий Майк был еще на месте, в том же самом здании – и его вполне могли предъявить. Однако же правительственное жулье рискнуло продемонстрировать самому знаменитому в стране Честному Свидетелю не его, а фальшивку. Почему?
Джубал выжидательно посмотрел на Джилл.
Она пожала плечами:
– Это что, риторический вопрос? Я не знаю. Бен собирался спросить Майка, не хочет ли тот покинуть больницу, а получив положительный ответ – забрать его оттуда.
– Он и сделал такую попытку – с предъявленным ему актером.
– Ну и что? Джубал, они же ничегошеньки не знали о намерениях Бена. К тому же Майк с ним никуда бы не пошел.
– Но тебе-то он не отказал.
– Да, потому что я уже была его «братом по воде», так что тут сравнивать нечего. Бред, конечно, но Майк безоговорочно доверяет любому человеку, с которым «разделил воду», например тебе. Общаясь с «братом по воде», он до идиотизма послушен, а с кем угодно другим – упрям как осел. Бен с ним не справился бы. Во всяком случае, – добавила Джилл, – так было на прошлой неделе. Майк меняется поразительно быстро.
– Да уж. Пожалуй, даже слишком быстро. Посмотри хотя бы, с какой скоростью он обрастает мышцами, – я глазам своим не верю. Жаль, что я его не взвесил сразу, как вы сюда приехали. Ладно, сейчас мы разбираемся не с ним, а с твоим пропавшим приятелем. Как сообщил Кавендиш, Бен высадил его и адвоката, парня по фамилии Фрисби, в девять тридцать одну, а сам остался в такси. Неизвестно, куда Бен после этого отправился, но через час он – или некто, назвавшийся его именем, – передал в Паоли эту самую факсограмму.