Чужаки
Шрифт:
— Чего там неправду — правду? — закричали из толпы. — За своих захребетников кровь проливаем.
— Дураки были, дураками и остались.
Калина выждал, когда прекратятся крики, снова замахал листовкой.
— Реввоенсовет призывает прекратить бойню и с оружием в руках переходить на сторону Красной Армии. Мы к вам оттуда посланы…
Взволнованный Красноперов подошел к Калине, протянул руку.
— Дай сюда! — стремясь взять листовку, сказал он хриплым голосом. — Дай…
Калина ткнул поручику листовку.
— На,
Пробежав глазами короткое воззвание Реввоенсовета Восточного фронта, Красноперов шагнул на возвышенность. Перед ним замелькали то злобные, то настороженные, то выжидающие лица солдат. Вспомнилось предупреждение подполковника о суде и расстреле. Потом перед глазами встал брошенный за поскотиной труп двоюродного брата. Скользнув взглядом в сторону села, он увидел выехавших из улицы всадников. Впереди скакал Шувалов. Красноперов поднял над головой листовку.
— Здесь, братцы мои, сплошная правда написана. Я тоже за то, что пора одуматься.
Кругом загудели десятки голосов, поднялись десятки рук. Калина схватил Красноперова за руку.
— С нами? Значит, с нами?
— С кем же мне больше, — разводя руками и как-то по-детски улыбнувшись, ответил Красноперов.
Ободренные решением поручика, солдаты спокойно смотрели на приближающуюся группу офицеров.
Командир полка с первого взгляда понял, в чем дело. Кликнув безусого узкоплечего прапорщика, он приказал ему скакать к командиру второго батальона, чтобы тот, не мешкая, снял батальон с позиции и вел его на выгон. Второй батальон считался самым надежным, и Шувалов рассчитывал при его помощи усмирить взбунтовавшихся солдат.
Подскакав вплотную к кричащей толпе, Шувалов с хода осадил заплясавшего под ним жеребца и, повернувшись в сторону Красноперова, закричал:
— Что за балаган? Кто разрешил? Поручик Красноперов! Прикажите солдатам немедленно разойтись по окопам.
Руки поручика как, — то сами собой поползли вниз, лихорадочно блестящие глаза устремились в сторону командира полка. На какую-то минуту он снова превратился в послушную машину. Солдаты с недоумением смотрели то в сторону поникшего поручика, то в сторону Шувалова, ожидая, чем все это кончится. Не растерялся один Калина. Судорожно сжимая в руках листовку, он рывком повернулся к командиру полка и хрипло крикнул:
— Сам иди! Здесь дураков нет? — потом, обращаясь к все еще колеблющемуся Красноперову, добавил:
— Эх, кислятина…
Ответ Калины и молчание поручика привели Шувалова в ярость.
— Бунтовщики! — закричал он, ерзая в седле. — Рас стрелять вас мало. Под суд мерзавцев… — Продолжая громко ругаться, Шувалов повернул коня и, злобно плюнув в сторону толпы, поскакал к лесу.
Угроза Шувалова встрепенула поручика.
— На! На, сволочь, на! — срывая погоны и остервенело швыряя их под ноги, кричал он вслед удаляющемуся командиру полка. Не хочу быть бандитом, не хочу!!!
Обрадованный Калина бросился к Красноперову, за ним подбежали другие и, схватив поручика за руки и за ноги, с криком «ура» начали подбрасывать вверх.
Ликование солдат прекратил появившийся из-за домов краснозвездный самолет. Прокатившись по выгону сотню сажен, он замолк, накренившись на крыло, словно подстреленная птица.
Озираясь на бегущих к нему солдат, летчик торопливо вылез из самолета и, чиркнув зажигалкой, стал жадно тянуть дым папиросы, как бы опасаясь, что ему не дадут накуриться.
Первым к самолету подбежал Пустовалов, вместе с Калиной посланный Алексеем в тыл врага.
— Что, браток, не дотянул до своих? — спросил он, думая о том, как бы помочь попавшему в беду красному летчику.
Летчик не ответил, он настороженно смотрел на подходивших людей. Наконец, решившись, он повернулся, выхватил из багажника молоток и шагнул к капоту.
— Што ты, што ты, остановись! — догадавшись о намерении летчика, крикнул Пустовалов. — >- Побереги, нужна еще будет птичка.
Летчик с недоумением посмотрел на Пустовалова.
— Случилось что-нибудь, может, помочь надо? — снова спросил Пустовалов, видя настороженность летчика. — Да ты не опасайся, тут хотя и белые, но тебе не враги, потому сами решили к красным переходить. Я оттуда… — и он махнул рукой на запад.
По обветренному лицу летчика расплылась улыбка.
Через минуту между летчиком и солдатами завязалась дружеская беседа. Люди хотели знать, как их встретят красные: не будут ли наказывать? Кто-то высказал мысль, что хорошо бы пригласить для переговоров представителя от красного командования.
Пока между солдатами и летчиком шла беседа, на дальнем бугре показались роты второго батальона. Их вел Шувалов.
Обстановка осложнялась.
К Красноперову подошел Калина.
— Принимай, товарищ начальник, командование. Надо готовиться к обороне, прозеваем — перещелкают нас.
Красноперое обвел солдат вопросительным взглядом.
— Принимай, принимай! — закричали со всех сторон. — Доверяем, знаем — не подведешь.
Красноперов сдвинул фуражку на затылок, поправил на боку наган, покосился на бугор и, вытянув руку в сторону, крикнул:
— Ложись в цепь, занять круговую оборону!
Исправив неполадку в бензопроводе, летчик набрав высоту, круто развернулся и, направив машину навстречу усмирителям, начал засыпать их листовками. Потом, повернувшись, еще раз вытряхнул на солдат остаток листовок и улетел в сторону красных.
И тут случилось то, чего больше всего боялся Шувалов.
Несмотря на категорический запрет и угрозы офицеров, солдаты начали хватать падающие бумажки. До того стройные ряды батальона смешались и все четыре роты сбились в одну бесформенную толпу.