Чужая боль
Шрифт:
— Ты прогоняешь меня. Я надоел тебе, и ты не хочешь ни прощать, ни слушать. Мне только и остается сидеть здесь хоть до смерти, потому что без твоего прощенья для меня нет жизни на земле.
— Пап! Мама простила! Смотри, сквозь тучи и дождь, на твою голову идет луч солнца, — указала Наташка на небо и, поправив примятые цветы, потащила Яшку домой.
…А где-то через неделю разговоры о поисках жилья для Яшки прекратились. Юлька решила, что ей в доме и самой помощник нужен, уже не гнала человека из дома. Тот успел молча привезти уголь на всю зиму, привез сено корове и подкупал в магазине харчи для всей семьи. Баба отказалась брать с него деньги за проживание, хотя человек предлагал ей не раз половину своей зарплаты.
Они не делили постель и спали по разным комнатам. Но деревенская молва давно поженила их, и никто во всей деревне не верил, что Юлька, будучи в прошлом путаной, все еще не окрутила Яшку. Тот, слыша скабрезные намеки, резко обрывал базаривших. А потом, словно устав от всех разом, перестал слышать пересудников и не здоровался с ними. Он работал на птичнике, возил яйца в город и возвращался домой уже затемно.
Юлька кормила человека, снимала с него пропотевшую одежду, меняла на чистую, свежую. Собирала ему в сумку еду на обед, топила баньку на всех. А в выходные они садились втроем у телевизора, смотрели концерты, цирковые программы, потом расходились на ночь по своим комнатам.
Их никто не видел вместе ни в гостях, ни у друзей. Даже на кладбище к Рите ходили врозь.
— И чего прикидываются дураками, кого хотят охмурить? Иль мы не ведаем, что за такое время они давно перепихнулись. Ведь все же живые люди, что ни говори. Их уже никто не осудит. Да и как девчонку поделят промеж собой, — судачили деревенские старики.
Юльку напрямую спрашивали доярки, живет ли она с Яшкой. Она, случалось, отшучивалась или гнала от себя отборным матом особо любопытных баб:
— Вас-то, что чешет? Своих мужиков имеете и радуйтесь. Иль Яшку в хахали захотели? Так давайте, налетайте, может, кому из вас обломится!
Но дома разговоров о сексе не было. Оба избегали этой скользкой темы и жили как соседи, стараясь лишний раз не злить и не беспокоить друг друга по пустякам.
Оба возвращались домой уже в сумерках, а и на работу уходили рано. Никто не появлялся на работе у другого. И если Юлька дружила с бабами, с семьей бригадира Сашки, у Якова имелись свои друзья. Они не отчитывались, кто где провел вечер или выходной.
Вот только однажды Яшке обидно стало. Весь вечер прождал Юльку, все ж день рожденья только раз в году случается. А она забыла. Пришла уже поздно, засиделась у Катьки. А придя домой, вспомнила. Вытащила из шифоньера загодя купленную рубашку, поздравила, подарила, чмокнула в щеку и даже не предложила отметить.
Яшка обиделся, решил отплатить тем же. Но вскоре забыл. Да и кто он для Юльки? Она лишь порадуется, если он уйдет. А вот Яшке уже такого не хотелось. Человек незаметно для себя привык к этой семье, ее спокойному укладу, к незаметным заботам друг о друге, к каким привыкаешь очень быстро. Вон опять в сумке помимо обеда пакет с фруктами. Это ему. И рабочая одежда снова пахнет свежестью, а не курятником. Это тоже ему, без выпячивания и подчеркиваний. Здесь любили не на показуху, а от души…
Яшка теперь охотнее возвращался домой. Он знал, его там ждут. Без громких слов и уговоров просили не задерживаться в городе, не загружали просьбами привезти оттуда что-нибудь вкусное. Юлька напоминала не забыть про обед, какой положила в сумку. Наташка — о программе на вечер.
— Сегодня мы будем солить капусту. Ты нам поможешь? Надо бочку закатить, промять заложенную капусту и выкатить готовое в коридор. Конечно, это на случай настроения. А если очень устанешь, мы с мамкой сами справимся, — говорила дочь.
— Там в кармане куртки сигареты положила. Долго не ищи.
— А я музыку подкинула, чтоб спать не хотел. Там прикольные песни, какие тебе нравятся.
— Прихвати бутылку квасу на дорожку! Не за-будь. В дороге пригодится, — говорила Юля.
Теперь Яшка даже спал на широченном диване. Он уже не забывал каждый день перед сном мыть ноги, чистить зубы и ложился спать сытый и довольный.
Яшку заранее подготовили к зиме. Купили теплые свитеры и носки, хлопковое нижнее белье, теплые ботинки и даже валенки. Дочка сама связала для Яшки красивый шарф и перчатки. Мелочи… Но как они грели человечью душу.
Юлька уговорила Яшку примерить пуховик и тут же купила его к зиме. Сам Яшка ничего для себя не просил. Его обули и одели сами домашние. Даже теплую шапочку связали сами. Красивая получилась, со снежинками. И перчатки такие же, он жалел их пачкать и возил в кармане. Берег.
Деревенские мужики ему завидовали. У Яшки на кармане всегда были деньги на всякий случай. Нет, его нельзя было уговорить даже на кружку пива. Но сам мог угостить кого-нибудь под настроение.
Человек в свободное время занимался домом. Люди это видели и откровенно завидовали Юльке:
— Во, взяла мужика в оборот. Как на цепь посадила возле юбки. Свою жену колотил всякий день смертным боем, все годы от него слезами умывалась. Эту, небось, дома на руках носит, собачкой вокруг носится, не только грубое слово сказать, взгляда боится. Во, сумела приструнить прохвоста, человека с него слепила. Гляньте, какой порядок во дворе держит. Каждый день подметает. А колодезь как устроил, любо глянуть, хотя в доме вода есть. Он и тут руки приложил. Под теремок сообразил. Не-е, зря я ему отказала, когда в постояльцы просился. У него руки на месте, — сетовала бабка Воробьева, добавляя:
— Кому-то повезло. А у меня опять мимо двора удача проскочила.
— Да, бабы, оно с молодости так-то! Кидаемся на красивых, высоких, стройных. На обычных ребят и не оглядывались. А счастье, оно тоже с характером. Что рожа, хоть и красивая! Чем пригожей мужик, тем ненадежнее. Но про такое в старости узнаем, — поддержала Воробьиху другая бабка.
— Я со своим дедом вчера погрызлась. Это же надо! Всего стакан самогонки выжрал, а до ночи срамил меня за молодость, что я по сеновалам любила кувыркаться. А кто не озоровал в наше время! Сам таким же был. А теперь меня попрекает, сушеный лишай, — поджала губы старуха.