Чужая душа
Шрифт:
Одна из старушек призывала громы и молнии на головы представителей коммунальных служб, отключивших горячую воду, работников бани, до сих пор не открывших своего заведения, и в целом на антинародный режим, который не обеспечил достойных условий для существования народа, зато способствовал размножению блох, вшей и микробов.
В этом народном трибуне я не без трепета признала нашу грозную соседку Ариадну Никифоровну, которая накануне громила асоциальные элементы общества в лице нетрезвого деда Кирилыча. Я медленно вышла из машины и, придав лицу озабоченное выражение, приблизилась к группе пенсионерок
– А что, Ариадна Никифоровна, не знаете, директор, этот Куценко, не скоро должен приехать? Я смотрю, тут все закрыто. Вы не знаете?
Бойцовая старушка повернулась и воззрилась на меня с таким видом, с каким лет шестьдесят назад, должно быть, Лаврентий Павлович Берия смотрел на врага народа, обвиненного в поклейке обоев на явочной квартире троцкистско-зиновьевского блока. Впрочем, ее лицо несколько смягчилось, когда она меня признала.
– А, Маша? А кто его знает, чего он не открывает. А вот не открывает, и хоть те кол!.. Говорят, уехал куда-то. И с концами. И все! А я сегодня пришла, как на грех. Дома-то у нас отключили, и вот тебе!
– А мне мыться сегодня, завтра у мене сын приезжает с невесткой, вот! – подпрыгивая ко мне, заорала еще одна злобная старушка. – И где он ошивается, этот Куценко? Мне еще в собес и челюсть менять у зубного!
– Да! – поддержала вторая. – Как вот, значится, когда к нему эта банкирша на «Мерседесе» приезжала, так у него всегда все открыто! А нам вот, простым, без инпортных машин, тут торчать надо невесть сколько, ждать!
– Какая еще банкирша? – спросила я.
– А которую убили. Это ж по телевизору даже показывали, вот так. А не слышали, что ли? Позавчера.
– Нет, не позавчара, Антонна! Третьево дню ее угрохали! Говорили, что любовник у нее, хахаль молодой, вот он ее и угрохал.
– Одну минуту, – выговорила я, начиная тонуть в информационных потоках, извергаемых старушками, – сюда ездила Таннер, которую недавно убили? Точно?
– А ить куды ж точнее? Ездила. Ездила! – грудью пошла на меня одна из немытых бабулек. – Сюда ж, к этому Куценке, да-а! – Она выпятила губы колечком, а ее товарка, которая первой завела разговор про покойную Таннер, подбадривающе ткнула ее локтем в бок: дескать, давай, покажи этой любопытной дамочке на иномарочке, где, собственно, ракообразные отдыхают от курортного сезона. – А вы кто такой будете, мадмазель? Ась? Мыцца пришли? Али из тепловых сетей? Из ЖСК? Может, ремонтная служба? Дак откуда?
– Нет, – произнесла я, – не из ЖСК.
Пенсионерки загалдели, и не берусь предполагать, чем бы все это закончилось, не подрули к зданию темно-зеленая «Мазда»; дверь машины распахнулась, и из нее показался низенький тридцатипятилетний мужчина, с большой, несмотря на относительную молодость, лысиной и столь же приметным пивным брюшком, и решительно направился к входу в помывочный комплекс, никак не реагируя на реплики осиного роя старух.
Я сразу же узнала этого человека: Родион Потапович показывал мне фото, это был тот самый Куценко, которого я искала и из-за которого едва не попала в плен к пенсионеркам. Я споро догнала его и бросила в спину:
– Георгий?
Куценко замедлил шаг и глянул на меня через плечо. Потом развернулся всем телом. Он окинул меня пристальным
– Да, это я. А вы?..
– Георгий, я хотела бы пройти в кабинет. У меня к вам несколько вопросов, если не возражаете. А тут, видите сами, не место.
Он сощурился на меня, кажется, слащаво, а потом хлопнул пухлой ладонью по своему толстому бедру и бросил:
– Ну что ж… извольте. Пройдем. Только не оборачивайтесь на этих мегер: порвут. Быстрее, а то они мне тут сейчас такую баню устроят! – вторично упредил он, хотя у меня и мысли не было еще раз насладиться зрелищем из серии «народ не безмолвствует».
Мы прошли в распахнутую перед нами массивную дверь прямо перед носом ринувшихся вдогонку старушек с мочалками, полотенцами, тазиками и чистыми намерениями. Всполошенный дежурный в белом халате едва успел захлопнуть дверь. За дверью послышался ропот множества голосов:
– Козел!
– Опять шалаву повел, урод!
– Осьпи-и-иди, да ка-ада ж кончитси-и!..
– Безобразие, я буду жа-ло-ва…
Голоса отсекло упругим выстрелом металлической двери. Дежурный банщик доложил:
– Не открывал никому, как и было согласно вашему распоряжению, чтобы…
– Очень хорошо, – прервал его Куценко. – Но чтобы ни одной ноги в моем кабинете, все равно не стану их слушать! – косноязычно добавил он. – Сколько можно!
Тот закивал.
– Мутная работенка, – сказал Георгий Станиславович Куценко, когда мы оказались в его маленьком, больше похожем на каморку кабинетике, большую часть пространства которого занимали большой стол, шкаф плюс маленький конторский сейф с криво выписанной на нем красной масляной краской четырехзначной цифрой. – Ломятся, как на штурм Останкинской башни в девяносто третьем. Нормальных, то бишь платежеспособных, клиентов отпугивают. Бесплатная помывка-а! – протянул он дребезжащим старушечьим голосом, явно изображая одну из своих нежеланных клиенток.
– Все это, конечно, замечательно, но у меня совсем другая проблема, – заметила я.
– Да, конечно, – сказал он. – Ну что же, все оплачено, так что можешь приступать.
– Простите?.. – не поняла я.
Куценко ухмыльнулся и, подойдя ко мне вплотную, взялся за мой подбородок. От такой развязности я остолбенела. Он тем временем отскочил, как шарик, и со словами «А что, хороша, чертовка!» стал расстегивать ширинку. Вникать в подробности интимной куценковской анатомии в мои планы не входило, и потому я оттолкнула банного короля коротким тычком в грудь. Он отлетел метра на два и ткнулся задом в край столешницы, после чего его развернуло, как черепаху с тяжелым панцирем, и он забарахтался на крышке стола кверху пузом.
– Немедленно застегнитесь, – сказала я холодным режущим голосом. – Вы меня за кого принимаете, Куценко?!
Он продолжал дрыгать ногами, как таракан-переросток, несчастливо упавший на спину и никак не могущий перевернуться. Наконец ему удалось сместить свой центр тяжести к ногам и обрести под ступнями твердый пол. Он выдохнул:
– Но как же… ты не от Гены Болотного?
– Во-первых, потрудитесь называть меня на «вы», а во-вторых, я не знаю никакого Гены Болотного.
– А… кто же вы?