Чужая игра
Шрифт:
И при этом постепенно вводил себя в транс по методу индийских йогов — как меня учил этому Юнь Чунь.
Мои жизненные ритмы замедлились. Язык стал менее шустрым и начал давать сбои. Не будь я сейчас привязанным к стулу, я бы двигался как сомнамбула — в замедленном темпе.
Мой пульс едва прощупывался и был редким, как у человека в коме, я почти не дышал в общепринятом смысле слова.
Температура тела продолжала снижаться, и со стороны могло показаться, что я вот-вот отдам концы. Подобный процесс
Однако мой мозг работал как и прежде, а все чувства были обострены до предела.
Сквозь неплотно сомкнутые веки я наблюдал суету вокруг себя, когда до них дошло, что я вот-вот могу распрощаться с жизнью.
Баркасов давал нюхать мне нашатырь и упрекал Абросимова за то, что тот приказал ввести дополнительную дозу «сыворотки правды».
А полковник орал на него, обзывая тупицей, и требовал что-нибудь сделать, дабы заставить работать мое сердце в нормальном ритме.
Мне начали делать какие-то уколы, принесли даже грелки с теплой водой и обложили все тело, потом снова подсунули под нос флакон с нашатырем…
В конце концов я сам прекратил переполох, подняв температуру тела почти до нормальной, и несколько стабилизировал пульс, но сделал вид, что нахожусь без сознания.
— Уф, наконец-то, — с облегчением выдохнул Баркасов. И вытер пот с лица бумажной салфеткой. — Теперь точно оклемается, — сказал он уверенно.
— У него какие-то странные реакции, — нервно проговорил полковник. — Неужели снотворное могло вызвать такой сильный криз?
— В сочетании с «сывороткой правды» — вполне возможно. Я предупреждал, что доза…
— Захлопни пасть! — прикрикнул на него Абросимов. — Поговорили на эту тему — и будет. Видишь, дыхание у него нормальное, щеки порозовели… Выдюжит. Главное заключается в другом — почему он не дал верный ответ практически ни на один важный вопрос?
— Может, ему память стерли? — осторожно спросил Баркасов.
— Майор, у тебя ведь высшее медицинское образование. Хотя врач из тебя…
— При чем здесь мое образование?! — с обидой в голосе перебил Баркасов полковника. — Будто вы забыли, кто меня забрал из НИИ в военную разведку. Между прочим, это было восемь лет назад.
— Напрасно забрал, — грубо ответил Абросимов. — Может, там от тебя толку было бы больше. Что такое стереть память? Не знаешь? Это значит — сделать из человека полного дебила. А Карасев не глупее нас с тобой. Вспомни оперативную информацию о его ликвидациях. Все выполнялись по высшему классу.
— Возможно, появилось что-то новое, и Кончак…
— Этот сукин сын способен на что угодно! — злобно окрысился Абросимов. — Но стертая память — это чистой воды фантастика.
— Тогда что?
— Или он может держать удар твоей наркоты, что тоже из разряда «очевидное — невероятное», или…
— Амнезия?.. — догадался Баркасов.
— Скорее всего.
— Такой вариант не исключен…
Полковник в раздумье потер левый висок и сказал:
— Я сначала не поверил… нашему человеку из отдела внутренней безопасности, когда он сообщил, что Карасев нашелся и будто у него с головой что-то не в порядке. И где нашелся — в Непале! Как он туда мог попасть?
— Об этом известно только спецам из отдела планирования операций.
— Мать их!.. — выругался Абросимов. — К ним и на хромой козе не подъедешь. К их информации у нас доступа нет.
— А почему Карасевым заинтересовался ОВБ?
— По той же причине, что и мы. Убийство Шалычева. — Полковник натянуто ухмыльнулся. — Все как в старом анекдоте — скидывай штаны, власть переменилась. Теперь правит бал партия Шалычева, и высокопоставленные дружки бывшего губернатора землю копытами роют, чтобы докопаться до истины. Им главное — найти заказчика.
— Так вот откуда рога растут…
— Вот именно — рога. Потому и шерстят сейчас возможных кандидатов на киллера. В том числе и ликвидаторов всех спецслужб страны.
— А как ОВБ вышел на Карасева? — спросил Баркасов.
— Не знаю. У них свои, специфические методы.
— Да уж… — неприязненно буркнул Баркасов.
— Но в списке потенциальных кандидатур на ликвидатора Шалычева он стоит едва не на первом месте.
— То есть точно пока не определились?
— Нет.
— А если потрясти Кончака? Ведь Карасев — его протеже, судя по информации.
— Кончака? Чур тебя! — Абросимов сделал вид, что крестится. — Не приведи господь его тронуть. У Кончака влияние на нашего шефа побольше, чем у всех начальников отделов и служб, вместе взятых…
Я понял — идея допросить меня с применением «сыворотки правды» Кончаку не принадлежит.
Я подозревал это и во время «прокачки» — уж очень наивными и беспомощными были вопросы Баркасова. Полковник Кончак знал обо мне гораздо больше.
Правда, не о том периоде, что начался в моей жизни с момента взрыва самолета над Гималаями, в котором я летел. Не знал он и подробностей моего чудесного спасения от верной гибели.
Зная его недоверчивый сверх всякой меры и жесткий характер, можно было с большой долей вероятности предположить, что Кончак, несмотря на мою амнезию, все равно так или иначе попытается вывернуть меня наизнанку.
Любыми методами и средствами.
Впрочем, я сильно сомневался, будто он поверил, что я на самом деле утратил память. Единственным объяснением его странного безразличия к моей одиссее была успешная операция по Толоконнику, в которой я принял участие.
Это я понял благодаря прозрачным намекам Волкодава.