Чужая корона
Шрифт:
Только одно меня тогда немного беспокоило — то, что как-то уж очень легко мы вчера с ним расправились. Ведь кто только на него не выходил — и всех он всегда убивал и сжирал, а тут вдруг как-то все получилось быстро и просто, как будто зубра затравили. Не нравилось мне это. Чем больше я думал об этом, тем больше не нравилось. Потом мне даже такое подумалось: может, я его вовсе и не убил? Подумав так, я сразу резко сел и посмотрел в сторону его норы.
То, что я там увидел, меня сразу успокоило. Еще бы! Там на его толстенной, здоровенной
У костра уже заметили, что я проснулся. Теперь все они смотрели на меня. Вид у них был какой-то странный, как будто случилось что-то недоброе. Я встал и попросил, чтобы мне дали воды умыться, смыть кровь…
И только тут я увидел, что позади них, по другую сторону костра, лежит череп Цмока. Именно не голова, а уже один голый череп. Экое страшилище, с удовлетворением подумал я, и как это мы умудрились его завалить?!
Один из панов пана Грютти, пан Самс, стал поливать мне на руки из котелка. Я умывался и поглядывал на череп. Добрый будет трофей, думал я.
Потом я подошел к костру. Мне дали мяса и вина. Я был очень голоден, я жадно, быстро ел, прямо как ворон…
Вот как только я подумал про ворона, мне сразу расхотелось есть. Да и вино было красное, я от него тоже отказался. Я повернулся к пану Белькевичу и спросил у него, как обстоят дела в Зыбчицах и что говорят люди о гибели Цмока.
— Или они по-прежнему его боятся? — насмешливо спросил я.
К моему удивлению, пан Белькевич был настроен весьма серьезно и потому на мой вопрос ответил так:
— Зыбчицы город большой, там у каждого на все свое мнение.
— Так ты что это, — недовольно спросил я, — хочешь сказать, что там есть и такие, кому наше вчерашнее дело пришлось не по нраву?
— Нет, — усмехнулся пан Белькевич. — Таких, кто бы печалился о Цмоке, у нас нет. Но зато есть много других, которые не верят в то, что ты его действительно убил.
— А это тогда что?! — гневно воскликнул я и указал на череп.
— Га! — уже тоже гневно воскликнул пан Белькевич. — Я-то вижу, что это такое. Я видел и то, как ты его убил. А вот поди им скажи, докажи!
— А чего к ним ходить?! — вскричал я. — Пускай сами сюда придут и посмотрят.
— Они не придут. Не хотят.
— Ну тогда я к ним приду! — Тут я вскочил и продолжал: — Приду и принесу им эту страшидлу. Пусть любуются!
— Боюсь, — сказал пан Белькевич, — что они смотреть на это не захотят. Да и тебя самого они в город до себя не пустят.
— Как так?
— А очень просто, ваша мость. Вот как меня до себя не пустили, так теперь и тебя.
Подобное известие меня просто ошеломило.
— Что?! — не поверил я. — Тебя, своего каштеляна, они не пустили?
— А что здесь такого? — совершенно спокойно ответил пан Белькевич. — Им это теперь привычное дело. Они же сперва Бориса к себе не пустили, теперь вот меня, а потом тебя не пустят.
— За что?!
— Как за что! Вот ты этому гаду голову срубил, теперь уйдешь, куда захочешь, а они здесь останутся. А потом он к ним придет и будет им мстить.
— Да кто это теперь уже придет?!
— Как кто? Цмок, конечно.
Я уже ничего тогда не понимал. Просто смотрел на пана каштеляна и молчал. Тогда он стал мне объяснять:
— Они что говорят? Что если бы ты действительно убил Цмока, тогда бы сразу вся наша земля развалилась и провалилась на морское дно. А раз она не провалилась, значит, это, — и тут он указал на череп, — это никакой не Цмок, а просто редкий дикий зверь, динозаврус. А Цмок сидит в дрыгве, живой и невредимый. Вот что они говорят.
Тут мне стало смешно! Я засмеялся, а потом сказал:
— Но если я убил не Цмока, а динозавруса, то тогда Цмоку какое до этого дело? Чего это он вдруг будет им мстить за динозавруса?
— О, ваша ясновельможность! — раздраженно воскликнул пан Белькевич. — Что это ты со мной споришь? Я-то все прекрасно понимаю. А вот ты им попробуй что-нибудь втолковать! Меня они знаешь за что вчера обратно в город не пустили? За то, что я вам пики привез. Меня, и братьев Сиваков, и всех, кто тогда вместе с нами был, никого не пустили. Геть отсюда, кричали, собаки, чтобы и духу вашего тут не было, цмокобойцы поганые. Потом еще даже стреляли. Так что, княже, делать нам в Зыбчицах теперь нечего. И вообще, надо отсюда уходить, пока не поздно. Хлопов здесь полная пуща! Демьяновых-то мы замесили, и то опять же не всех, но тут и без них этого валацужья навалом. А тут ты еще Цмока завалил. Они за Цмока будут мстить. Уходить нам надо, вот что!
— Куда?
— В Глебск, куда же еще.
— В Глебск? — удивился я.
— Да, только в Глебск, — подтвердил пан Белькевич. — Это же они, глебские, составили Сойм и там решили убить Цмока. Вот пусть теперь его голову и забирают, если она так была им нужна.
— Нет, я ее так не отдам, — сказал я.
— Вот, правильно! — сразу поддержал меня молчавший до этого пан Грютти. — Пусть они ее у нас выкупают. Думаю, что денег она стоит немало.
Подобный поворот беседы окончательно сбил меня с толку. Я поднялся и отошел в сторону от костра. А они продолжали сидеть. Все молчали. Продолжалось это достаточно долго. Потом я повернулся к ним и сказал:
— Я хочу пойти на Сымонье. Это мой дом.
— Э! — покачал головой пан Белькевич. — Там ничего сейчас нет. Все потонуло. Ничего ты там не увидишь.
Но я не слушал его, я продолжал:
— Там я брошу этот череп в озеро. Пусть мой отец узнает, что Цмок убит.
— А вот этого никак делать нельзя! — строго, как малому, сказал мне пан Белькевич. — Мало ли что бывает на свете? А вдруг он еще оживет?!
— Кто?
— Цмок, кто же еще. Нет, княже, не для того мы всю ночь его разделывали, чтобы он опять к нам вернулся. Нельзя его бросать в дрыгву. Дрыгва — это такое дело, что с ней шутить нельзя.