Чужая маска
Шрифт:
– Какой грех-то? – не понял Коротков. – Он что, грешил с ней, изменял Светлане?
– Ну откуда же мне знать. Исиченко говорит, что нет, да и Светлана склонна думать, что этого не было, но точно знать мы не можем. Под грехом в данном случае подразумевалось их поведение, приведшее к тяжелой болезни Светланы. Исиченко приняла аргументы романиста и целый год сидела тихонечко, ждала заветного часа, когда сольется в экстазе со своим любимым. Ну вот, Юрочка, год и прошел.
– Чего – вот? А дальше?
– А ты догадайся, – усмехнулась Настя.
Коротков минутку помолчал, потом поднял на Настю растерянный взгляд.
– Не может быть, –
– Ни в одном глазу, – заверила она Юру. – И, судя по полубредовым высказываниям Исиченко, она имеет к убийству Параскевича самое непосредственное отношение. За ней, конечно, постоянно наблюдают, но она никуда скрываться не собирается и ничего подозрительного не делает. Костя весь в раздумьях.
– А чего думать? Он ее допрашивал?
– В том-то и дело, что нет. Что толку ее допрашивать, если она больная? Ее показания юридической силы не имеют. А вот информацию, которую можно использовать в оперативных целях, из нее вполне допустимо вытягивать. И то еще вопрос, не найдется ли идейный борец за права человека, который сочтет, что неэтично и безнравственно пользоваться информацией, выболтанной психически нездоровым человеком. Ох, Юрка, до чего я не люблю, когда психи попадаются. С ними – как на пороховой бочке: или они сами что-нибудь выкинут, или потом адвокаты тебя с какашками съедают. Но наша Исиченко, похоже, знает, кто убил Параскевича. Или думает, что знает.
– Ася, а может, она не очень сумасшедшая? – с надеждой спросил Коротков. – Может быть, с ней все-таки можно как-то договориться?
– Юрочка, милый, ну что ты говоришь! Ей Параскевич после смерти является. О каком психическом здоровье тут можно рассуждать?
– Да, верно, – покачал он головой. – Если является, тогда, конечно, кранты. На ее слова полагаться никак нельзя.
– Зато, Юрасик, у нашей Исиченко есть совершенно замечательные родственники, а еще у нее есть коллекция антиквариата и живописи. Она у нас богатая наследница, к тому же сама бездетная. Чуешь?
– Чую! – обрадованно вскочил Коротков. – Даришь?
– А то. Беги скорей, садись за стол и работай, чтобы в половине первого у нас было что предъявить Колобку.
До половины первого оставалось еще пятьдесят минут. Настя надеялась, что этого времени хватит на подготовку отчета, за который им не придется краснеть перед начальником.
Наталья Досюкова на выборы не ходила. Ей это даже в голову не пришло. Она была абсолютно равнодушна к политике, и единственное, что ее интересовало, это чтобы к власти снова не вернулись коммунисты, которые у всех все отнимут и опять устроят уравниловку. Ей совсем не хотелось, чтобы у нее отнимали то, что досталось ей с таким трудом. Да что там с трудом – с грехом. С огромным, которому нет прощения.
В воскресенье она спала долго и сладко, не нужно было никуда бежать, никому звонить. Проснувшись, побродила по огромной квартире, в которой прожила пять лет – четыре года с Евгением и год одна после того, как его арестовали, – и в которой знала каждую вещь, каждую складку на шторах, каждую щербинку на полу. Она до сих пор не могла привыкнуть к мысли, что теперь она – хозяйка этой квартиры, а также трехэтажного дома в ближнем Подмосковье. За год, прошедший после ареста Жени, она ни разу не привела сюда мужчину, просто не до того было. Теперь можно начинать думать о том, как жить дальше.
Наталья плотно позавтракала, с удовольствием съела гавайскую овощную смесь с шампиньонами и банановый йогурт, выпила кофе и уже собралась было одеваться, чтобы ехать на встречу с Виктором Федоровичем, когда зазвонил телефон.
– Натулик? – услышала она игривый мужской голос и невольно поморщилась. – Как дела? Чем занимаешься?
– Ничем особенным, – сдержанно ответила она. – А у тебя как дела?
– Более или менее. Ты меня совсем забыла, детка? Нехорошо.
– Нет, я тебя помню, Вадим. Особенно хорошо помню, как ты не дал мне денег, когда мне нужен был хороший адвокат для Жени.
– Да брось ты! – засмеялся Вадим. – Я же не сумасшедший, чтобы собственными руками разрушать свое счастье. Женька всегда был моим соперником, а я, если ты помнишь, все четыре года пытался увести тебя. И вот наконец такой шанс – Женьку арестовывают за убийство! Ты свободна! Зачем же я буду помогать тебе с адвокатом для него? Чем больше срок он получит, тем для меня лучше.
– Ты подонок! – вырвалось у Натальи.
– Ну-ну, не горячись, ты же понимаешь, что я шучу. Натулик, у меня в тот момент не было денег, это правда. Я же нищий по сравнению с Женькой, для меня даже сто тысяч деревянных – и то сумма, а ты просила десять тысяч долларов. Но то, что я тебя люблю по-прежнему, это не шутка. Давай встретимся, а?
– Ты в своем уме, Вадик? – сказала она уже намного мягче. – Ты же знаешь, мы с Женей поженились.
– Ну и что? Эка невидаль, поженились. Я и сам женат. Речь же не об этом.
– А о чем?
– О том, как хорошо нам с тобой было. Ты вспомни, Натулик, вспомни. И для того, чтобы нам с тобой снова стало хорошо, брачное свидетельство вовсе не нужно. Так я приеду?
Наталья на минуту представила себе, что произойдет, если Вадим приедет. Ей действительно было безумно хорошо с ним, это правда. Он был превосходным любовником, как раз в ее вкусе, да и мужик он красивый, глаз радуется, глядя на него. Все четыре года, что она прожила с Женей, она тайком бегала трахаться с Вадимом, потому что была здоровой молодой женщиной с хорошим сексуальным аппетитом, а слабый и скучный в постели, к тому же некрасивый Евгений Досюков не мог дать ей того, чего ей хотелось и без чего она не могла (или не хотела?) обходиться. Если не считать журналиста Джеральда, то после ареста Досюкова она ни разу ничего себе не позволила. А организм требовал… И сейчас, слушая раздававшийся в телефонной трубке голос любовника, Наталья понимала, что требования эти стали весьма и весьма настойчивыми. Удовлетворение сексуального голода в компании Вадима было беспроблемным и надежным вариантом, не нужно думать о том, подойдет ли ей партнер, заранее было известно, что подойдет. Не нужно говорить слова, потому что между ними давно все ясно. Можно вообще ни о чем не беспокоиться.
– Приезжай, – решительно сказала она.
– Когда? Прямо сейчас?
– Нет, мне нужно уехать по делам. Давай часов в пять. Сможешь?
– О чем речь, Натулик! Для тебя я всегда свободен, имей это в виду. Когда контрольный звонок?
– В четыре. Я к этому времени уже вернусь.
– Заметано. В четыре звоню и, если ничего непредвиденного не происходит, в пять буду у тебя.
Наталья повеселела и стала одеваться. Выглянув на улицу, прикинула, какая погода и что надеть, достала из шкафа теплые коричневые брюки и толстую вязаную кофту, белую с серыми ромбами. Позвонила Виктору Федоровичу, сунула в сумку плотный конверт с деньгами и отправилась на деловую встречу.