Чужая ненависть

Джи Майк

— И что же?

— В то время вокруг меня увивался один малый. Льстил, поддакивал, не упускал случая помозолить глаза. А потом он пропал, и я потерял его из виду на долгие годы. Нечего говорить, что карьера пошла прахом, с работы меня выперли, надежды и жизненные планы рухнули. Так вот, я много и безуспешно думал над тем, что случилось. Но ни к чему не пришёл. До тех пор, пока случайно не столкнулся с тем малым. Я навёл о нём справки. И выяснил, что этот тип возглавляет местное отделение вашей поганой секты. Называя себя

«брат Эрнст».

— Вы полагаете нас сектантами?

— А кем ещё. Секта воров и бездельников. Но неважно, вы можете называть себя как угодно. А важно то, что я ненавижу вас. Всех, а особенно ту сволочь, воспользовавшуюся моим умом и талантом, чтобы вами, баранами, править. А вы, стадо, даже не понимаете, что он использует вас. Мне иногда становится противно от того, что я ненавижу такую мелкую дрянь.

— Вы не одиноки, — говорю я насмешливо. — Нас ненавидит каждый второй, если не каждый первый. Им всем противно, что мы есть. Не суть. Вам знакомы наши правила?

— Клал я на них. Вампир, видите ли, вне морали и этики. И украсть принадлежащее другому в порядке вещей. Знаете что, как вас там, Арчибальд. Я ненавижу вас так, что это мешает мне жить. Поедает меня изнутри и грызёт по ночам, превратившись в навязчивую идею.

— Обратитесь к врачу.

— Обращался. Даже пробовал лечиться от этого. В общем, так, Арчибальд. Вы забираете мою ненависть, делайте с ней, что хотите. Я в ответ отказываюсь от попытки сквитаться с этой сволочью Эрнстом. Устроит?

Я улыбаюсь. Ничего более нелепого я не слыхал. С минуту мы молчим.

— Неужели вы думаете, что ваша угроза хоть что-нибудь стоит? — прерываю я паузу. — Между вами и братом Эрнстом — пропасть. Вам никогда её не перешагнуть.

— Вы — глупец, — коротко говорит он. — Недоумок. Пропасть не перешагивают, через неё перелетает пуля. Я — стрелок, снайпер. Любые виды стрельбы, из любого оружия и любого положения. Я не прикончил эту мразь лишь потому, что не хотел угодить в тюрягу за такую сволочь. Однако более терпеть я не намерен, попросту смертельно устал от всего этого. Неважно. Я сказал, вы услышали. Что, не желаете выручить своего дружка?

— Убирайтесь отсюда.

— Что ж, — он встаёт. — Вот телефон. Надумаете, позвоните. И ради своего же упырька — не мешкайте.

Телефонный звонок раздаётся под утро. Я не сразу понимаю, что звонят из больницы. А когда, наконец, понимаю, лихорадочно натягиваю на себя одежду, выскакиваю из дома и мчусь туда.

— Она ничего не помнит, — говорит врач. — Вообще. Болезнь Альцхеймера, последняя стадия. Наступила, видимо, скоропостижно, очень редкий случай, считай, единичный. У неё нашли письмо, адресованное вам. Оно запечатано, но на конверте ваше имя и номер телефона. Письмо вот. Хотите увидеть больную?

— Да. Хочу.

— Пойдёмте. Только приготовьтесь, она вас не узнает.

Сестра Маргарита лежит на больничной койке, безразличным взглядом уставившись в потолок.

— Марго, — говорю я. — Марго.

Она не отвечает, я склоняюсь над ней, беру за руку. Единственный близкий мне человек. Или нечеловек. Или всё же…

Выхожу из палаты и вскрываю конверт. В нём лист бумаги. Три строки.

«Прощай, Артур. В том, что случилось, ничьей вины нет. Кто-то должен был это сделать для братства. Брат Эрнст выбрал меня. Твоя Рита».

Не помню, как провёл следующие несколько суток, они слились в один непрерывный кошмар. На исходе третьего дня я набрал телефонный номер.

— Сергей?

— Да.

— Это брат Арчибальд. Я… Я согласен.

— Что ж. Приезжайте и забирайте, — голос в трубке издаёт короткий смешок. — Или, может быть, вам привезти?

— Я приеду, диктуйте адрес. Мне нужно будет кое-что ещё, в придачу.

— Что же?

— У вас есть пистолет?

Смешок в трубке повторяется.

— Этого добра сколько угодно.

Не раз хоженым путём я иду по ночному городу. Меня провожает собачий брех, псы чуют чужака на расстоянии. Редкие прохожие шарахаются, они тоже чуют, только не знают что. Рука в кармане плаща сжимает шершавую рифлёную рукоятку. Я ненавижу. Ненавижу нас всех, включая себя самого. Но в особенности одного из нас, того, к чьему дому сейчас направляюсь. Того, кто искорёжил мою жизнь, похитив у меня разум, украв мою сущность, искалечив мою подругу. Того, кто нас использует.

Я останавливаюсь. Марго лишь выполнила свой долг, говорю я себе. Мой разум не похищали, мою жизнь не корёжили, это не мою, это его, того военного, снайпера.

Мою, понимаю я в следующий миг. Мою жизнь, мой разум, мою подругу. Я купил чужую ненависть, купил осознанно. Ненависть сменила хозяина, она больше не чужая, она стала моей.

«При выполнении условий сделки вампир не обязан соблюдать нормы этики и общепринятой морали». Негодяй, один из узаконивших это правило, наверняка не думал, что оно обернётся против него самого. Между нами всего две ступени. На преодоление которых уходит жизнь. Две ступени — пропасть. Пропасть не перешагивают, через неё перелетает пуля.

У меня есть ещё полчаса. Тридцать минут осознанной жизни.

«Я, брат Арчибальд, — аккуратно пишу я на листе бумаги в линейку, — признаюсь в том, что преднамеренно застрелил своего наставника, вампира третьей ступени, именующего себя братом Эрнстом. Убийство совершено в результате сделки, оглашать подробности которой я не намерен».

Сестра Маргарита лежит на той же больничной койке, так же безучастно глядя в потолок. Я подхожу и беру её за руку.

— Прощай, Рита, — говорю я. — Или, если угодно, здравствуй.