Чужая Планета, или Мои Земные приключени
Шрифт:
– Ну а здесь вы зачем? Какое дело «Народному вестнику» до нашего провинциального брата?
– Дело в том, что много времени тому назад к нам в редакцию обратилась некая Ирина Ковальчук – мать двадцатипятилетней дочери Маргариты Ковальчук – с заявлением о ее пропаже. Она просила редакцию сделать об этом обстоятельстве заметку.
МаПет не торопился с встречными вопросами и податливо кивал головой.
– Вы наверняка видели материалы этого дела или знаете, что никаких следов бедняжки, ничего, кроме последней операции по банковской карте, совершенной в тот же день исчезновения, полицией так и не было найдено.
– Так вы здесь по этому делу? Но позвольте, оно ведь закрыто! И, более того, насколько мне известно, всю работу, что можно было сделать, полиция уже сделала, и сделала на отлично!
– Да, но вы не знаете одной детали. Во вторник этой недели, двадцатого числа, соседка Ирины Ковальчук видела пропавшую Маргариту стоявшей на остановке 57 маршрута. По ее словам, она оказалась поздно вечером и, по всей видимости, ждала автобус. И это находясь в 150 метрах от своего дома. Одета она была, по словам очевидицы, не совсем по сезону.
Танкетки на босу ногу, легкое платье, без верхней одежды и с большой сумкой наперевес. Вам не кажется это странным?
Максим Петрович задумчиво перевел взгляд с собеседника на пол и стал неторопливо прохаживаться вдоль комнаты, со скрипом прокатывая каждый свой новый, тяжелый и прижимистый шаг по доскам старого деревянного пола.
– Этого не может быть, – заключил он.
Глава 3
– Скажите, – нарушив нависшее в недоумении молчание, добавил МаПет, – что вам удалось узнать о Маргарите Ковальчук?
– Ну, – задумчиво затянул своим баритоном Михаил, – со слов ее матери удалось установить, что Марго с детства отличалась замкнутостью и необщительностью.
– Социопатка?
– Не думаю. Скорее всего, здесь мы имеем дело с осознанной социальной дистанцией. Самоотречение ее от общества не по нужде, а по желанию. И, несмотря на скудную, так сказать, социальную активность, в ее поведении прослеживается активная и полноценная жизнь. Не исключено, что внутренний мир Марго был полон красок, чудес и даже любви. Социальная отстраненность Марго – прежде всего ее, как странно это бы ни звучало, выбор, а не вынужденное положение общепринятого изгоя, навязанное социумом.
– То есть изгоем была не она, изгоями были для нее мы? Все мы? Такое может быть?
– Вполне. Такие люди видят наше общество не во взрослом и ответственном ключе, а в ключе, напоминающем по развитию, к примеру, детский сад. Ну, к примеру, придя в детский сад, мы – взрослые люди – первые пару часов найдем, чем там заняться и о чем поговорить при встрече с ребенком. Но спустя день, два, месяцы – мы устанем от навязанной некомфортной обстановки и, не имея выбора, будем жить дальше в собственном мире, где есть место всем тем вещам, которых были мы лишены при реальной жизни, – тишине и покою, любви или признании. В общем, недостаток одного должен всегда где-то и чем-то компенсироваться. Я в этом точно уверен. Да и вспомните, как называли ее в школе? Марсианка, мне кажется?
– Вот как? Мда…
– Вы, я так понимаю, не будете отрицать, что ее поведение и реакция на некоторые вещи, мягко говоря, непонятны и ставят в тупик вопросы любой логики. И все же я спрошу вас. Скажите, здесь, в малом городке, где все выросли на глазах друг у друга, и знают все-превсе на свете о соседях, их родственниках и родных. Что вы думаете о Марго? Что вы о ней знали?
МаПет поднял взгляд на Покровского, с сухим шорохом почесал свою бороду, и добавил с настороженностью в голосе:
– Я думаю, только одно. Что все мы на самом деле ничего не знали о Марго.
Глава 4
Новый, вдруг всплывший из ниоткуда факт о Маргарите Ковальчук, словно тень из прошлого, возбудил ум Матвея Петровича и теперь не давал ему покоя. Он часами прохаживался с задумчивым видом по комнатам, что-то записывал в свой старый блокнот, перебирал старые копии дел, которыми он занимался раньше.
Звонок мобильного телефона стал кричать о своем присутствии и разрывать дребезжанием внутреннюю подкладочную ткань старого пиджака. МаПет внимательно смотрел на фотографии Маргариты Ковальчук, хранившиеся в его копии дела, поочередно перебирая и наспех чертя красными крестиками места, где последний раз видели Маргариту случайные свидетели. Нехотя прерывая свое занятие и не отрывая глаз от складывающейся в его голове схемы, МаПет автоматически снял трубку и тихо бросил в нее безразличное: «Але».
Озадаченный и с нотками отчаяния непрерывный женский голос прервал упорядоченную сосредоточенность его мыслей и заставил переключиться на себя:
– Когда?
– …
– Еду.
Уже спустя четверть часа по тихим улицам провинциального городка машина МаПета парковалась у дома, где проживала мать Маргариты – женщина пятидесяти пяти лет, с заметной сединой и давно не крашеными волосами.
Молодая девушка лет двадцати пяти встретила МаПета у кромки дороги и буквально выхватила его из остановившейся машины. Она сбивчивым голосом, второпях и вкратце разъясняла по ходу событий суть происходящих вещей:
– Понимаете, она так уже шесть часов сидит. Я ничего не могу с ней поделать. После пропажи Маргариты мы вместе с мамой приглядываем по-соседски за Ириной Петровной, и я забегаю, время от времени. Ирина Петровна давно страдает беспамятством. Ее сознание давно стало спутанным. Она говорит странные вещи, мол, кто-то ей деньги под дверь все время подбрасывает. Да она не то что меня, дочь родную вспомнить не может, но сегодня на нее что-то нашло. Может, вы отведете ее домой?
– Почему вы не вызвали скорую?
– Скорую-то? Вызвали, как раз два часа назад она и уехала. Ничего не понимаю, она уже давно спать должна. А она вон – девушка показала рукой на сидящую седую женщину. – Ну не караулить же ее постоянно. В самом деле. У меня и свои дела все-таки есть.
– Мда. Что тут будешь делать?
Сняв свое теплое пальто с изношенными рукавами, МаПет наспех набросил его на тонкие плечи женщины в простом домашнем халате, которая сидела возле калитки.
– Ирина Петровна, пойдемте-ка с вами домой.